История Древней Греции в биографиях

Кимон, как полководец, сделал много для своего отечества. Он с афинским флотом, основание которому положили Фемистокл и Аристид, достиг блестящих результатов. Победой при Саламине, которую он одержал уже как мертвый герой, в 449 году, заключается славный период так называемых персидских войн. Греческие историки говорят о мире, заключенном Кимоном еще на Кипре с царем персидским, следующего содержания: «Все греческие города в Азии должны быть независимы; персидские сатрапы должны подходить к морю не ближе, как на три дня пути, и ни один персидский военный корабль не должен появляться в море между Фазелисом в Памфилии и Кионейскими островами во фракийском Босфоре. Афиняне, со своей стороны, не могут посылать войск во владения персидского царя». Другие авторы помещают заключение такого мира на двадцать лет ранее и считают его результатом битвы при Эвримедонте. На самом деле такого мира в действительности никогда не было, но вследствие победы Кимона взаимные отношения греков и персов и без всяких договоров приняли такой вид, что они фактически вполне соответствовали условиям мнимого трактата.

17. Перикл Афинский

Перикл был величайший государственный человек Греции. Во время его правления афинская демократия получила свое окончательное развитие, а Афинское государство достигло величайшего могущества и блеска. Перикл был сын Ксантиппа, победителя при Микале, о котором мы уже часто упоминали в предыдущих главах, и Агаристы, внучки законодателя Клисфена. Он принадлежал, следовательно, по отцу и матери к весьма знатной фамилии, славное прошлое которой, равно как военная слава отца, долженствовали исполнить свежий ум мальчика высоких мыслей и поощрить к достойному его отца поприщу в служении отечеству. Великие судьбы его отечества, совершившиеся во время его малолетства, не остались, конечно, без глубокого влияния на сердце мальчика и юноши. Когда Перикл был мальчиком, он пережил разрушение Афин, великие поражения варваров, сооружение нового города. Когда был юношей, он видел новое процветание афинского могущества, участвовал вместе с прочими в славных битвах.

Природа весьма щедро наградила Перикла и телесными, и духовными дарами. Он имел изящную и вместе с тем крепкую организацию, которая еще более совершенствовалась от постоянных упражнений, живой, проницательный и твердый ум, полный могущественного влечения к знанию и полноте образования, которое нигде лучше не могло быть удовлетворено, как в умственно возбужденных Афинах, куда стекались со всех частей Греции лучшие умы. Не довольствуясь обыкновенной мерой аттического образования, Перикл искал образования в знакомстве с отличнейшими художниками и философами. Между ними были известные виртуозы – Пифоклид и Дамон. Оба они занимались также политикой и красноречием, а последний был даже глубоким мыслителем и человеком большого влияния; далее философ Зинон, который особенно приобрел себе славу усовершенствованием диалектики, риторики и софистики. Но всего больше Перикл обязан был знакомству с философом Анаксогором Клазоменским. Перикл уже от природы, так сказать, имел возвышенный образ мыслей. Такое направление его ума отвлекало его от сношения с низкими и невежественными людьми; величественное мировоззрение Анаксогора поддерживало его в этом возвышенном направлении, облагораживало его сердце и укрепляло его ум. Спокойное, серьезное сознание своего достоинства, умственное превосходство, которое он приобрел себе философским образованием, повсюду отличали его от обыкновенных людей, внушали каждому удивление и благоговение перед ним. Перикл был непоколебимо твердая личность, полная великих мыслей; как царь стоял он, когда говорил перед народом; спокойной серьезностью и силой своего слова он повелевал волнующимися массами. Он пренебрегал обыкновенными приемами народных ораторов. Речь его была свободна от суетного остроумия, которое гонится за одобрением толпы: никогда улыбка не покрывала его благородного лица, никакое страстное движение не приводило в беспорядок складок его одежды, когда он стоял на ораторской трибуне. Народ сравнивал его с Олимпийским Зевсом, называл его Олимпийцем: «Он производит гром и блещет молнией на ораторской трибуне, – говорили поэты, – он имеет страшный Перун в своих устах». Диалектические упражнения, которыми он занимался, когда был юношей, с Зиноном, усовершенствовали его в искусстве красноречия и придали его уму большую проницательность и оборотливость. Но при всем том громадное значение его речей лежало в достоинстве и нравственной высоте, его характера, в философском образовании и всестороннем развитии его ума. К этому прибавим еще то, что он никогда не рассчитывал на минутное вдохновение, и потому никогда, не приготовившись, не говорил к народу.