История древней Испании

Возвращаясь к тому, что говорилось ранее, можно понять, что способствовало относительной самостоятельности Баркидов. Каждый из отмеченных выше факторов не являлся абсолютной новостью для Карфагена. Так, в свое время Магонид Гамилькар был по матери сиракузцем (Her. VII, 166). Несомненно, тесную связь с армией имел Бомилькар, пытавшийся в 308 г. до н. э. захватить власть в Карфагене (Diod. XX, 43—44). Однако сочетание всех трех факторов в условиях подъема демократического движения было, пожалуй, уникальным явлением в карфагенской истории. Разумеется, политика Баркидов не шла в разрез с политикой центрального правительства, как это полагал Фабий Пиктор (Polyb. III, 8, 7), но в проведении этой политики они были сравнительно независимы.

Итак, в результате карфагенских завоеваний в Испании сложился союз племен и мелких государств, охвативший южную и восточную часть Пиренейского полуострова, к которому примыкали также Питиусса, уже давно подчиненная Карфагену, а теперь признавшая власть его полководцев, старые тирские колонии, города, созданные Баркидами. Вне его находились другие районы Испании, непосредственно подчиненные карфагенским чиновникам. Часть племен считалась союзниками Карфагена. И во главе всего этого конгломерата стояли Баркиды. Такое сочетание автономных и несамоуправляющихся частей государства было характерно для эллинистических держав.

Держава Баркидов и проблема эллинизма

Держава Баркидов была создана в первую очередь в результате военных акций Гамилькара и его преемников. Дипломатическая деятельность Гасдрубала дополняла их. Даже на юге, где речь шла о восстановлении карфагенской власти, баркидское завоевание создавало новую ситуацию, ибо покоренные народы подчинялись теперь недалекому правительству в Карфагене, а находившемуся в самой Испании полководцу. Поэтому власть Баркидов имела в значительной степени военный характер и основывалась на «праве копья». Этим она оказывалась очень похожей на власть диадохов[600].

Так же, как у эллинистических монархов, очень важна была личная связь Баркидов с подчиненным населением[601]. И то, что Магон жаловался на гадитан, которые не пустили в город его, союзника и друга (Liv. XXVIII, 37, 1), и факт, что власть Гасдрубала была основана в значительной степени на его провозглашении стратегом-автократором, доказывает личный характер связи. Заключая договор с Римом и не предоставляя его на утверждение в Карфаген, Гасдрубал действовал именно как вождь Испании, а не как магистрат Карфагенской республики. Конечно, этот договор, как отмечалось выше, был, вероятнее всего, беритом, основанным на старинной семитской практике, но использование этой практики в новых условиях было явно связано с новым положением Баркида.

Тесные связи с местным населением (как испанцами, так и давно жившими в стране финикийцами) подчеркиваются и чеканкой Баркидов. Мы не знаем, насколько превысили и превысили ли вообще свои конституционные полномочия Баркиды самим выпуском серебряной и бронзовой монеты[602]. Но надо обратить внимание на символику монет. Монеты, выпускаемые в свое время в Сицилии и предназначенные для армии, имели легенды, намекающие на эту связь: mhnt (лагерь), 'mmhnt (народ лагеря) и т. п. Ничего такого в баркидской чеканке нет. Монеты выпускала не армия, а лично полководец. Монеты достаточно хорошей пробы[603], они отличались от выпускаемых в то же время в Карфагене[604]. На реверсе баркидские монеты сохранили обычные карфагенские символы — коня или его голову, пальму, слона, нос корабля[605], но аверс резко отличался от карфагенских монет. На последних обычным было изображение женской головы, которое считается изображением Тиннит[606]. Эта богиня к тому времени играла первенствующую роль в карфагенском пантеоне, и ее «портрет» становится эмблемой Карфагена. Однако в Испании эта богиня большим почитанием не пользовалась. Ее культ хорошо засвидетельствован в карфагенских колониях, особенно на Питиуссе, но на материке он гораздо более редок[607]. И на баркидских монетах ее заменяет Мелькарт, который уже до этого появляется на монетах Гадеса[608].

Мелькарт занимал определенное место в карфагенском пантеоне. В городе был его храм (CIS 264, 5575), карфагенская ономастика засвидетельствовала его почитание. Но особым почитанием карфагенян пользовался храм этого бога не в своем городе, а в метрополии. Туда, а не в местное святилище отправляли карфагеняне десятину от своих доходов (Diod. XIII, 108; lust. XVIII, 7, 7). Постоянно направлялись в Тир «священные посольства» (Arr. Anab. ГУ, 2, 10; Polyb. XXXI, 12). Все это говорит о том, что карфагеняне рассматривали храм в Тире как основной, а свой — как имеющий чисто местный и второстепенный характер.