История древнерусской литературы

О терминологической точности названия «Slavia Orthodoxa» и «Slavia Romana» можно спорить[2], но одно кажется мне бесспорным: утверждение Пиккио, что только охватывая исследовательским взглядом всю панораму православно-славянской культуры можно полностью понять пространственно-временную преемственность ее развития и не рассматривать ее как чередование «расцветов» и «упадков», а также «взаимовлияний» отдельных «национальных» культур (или, более узко, литератур). В этом взгляде Пиккио соприкасается — но и сталкивается — с представлениями Д. С. Лихачева. На VI Международном съезде славистов (Прага 1968) Лихачев поставил вопрос о древнеславянских литературах как системе — но все-таки системе, составленной из отдельных «национальных» литератур, имеющих один общий фонд памятников, названный им «литература-посредница». Пиккио, со своей стороны, говорит о единой литературной системе, не основанной на государственных или этнических («национальных») принципах, от которой в Новое время пошли разные национальные литературы (не только русская, болгарская и сербская). Эту свою концепцию Пиккио углубил в более поздних своих исследованиях и обобщил в книге «Letteratura della Slavia ortodossa» (ed. Dedalo, Ban 1991, в частности в главе I: «Slavia ortodossa e Slavia готапа»[3]). Но вопрос, как кажется, все еще остается открытым для обсуждения.

Другие «открытые вопросы», созревшие у него со временем, Пиккио ставит во Введении к вышедшему в 1997 году большому коллективному труду «История русской литературной цивилизации»[4]. В первую очередь, это вопрос о терминологии: «древней» или «средневековой» является русская литература XI—XVII веков? Здесь тоже проявляется «внешняя» точка зрения, о которой я уже говорил, поскольку, конечно, принимая в общеевропейском плане членение культурной истории на Античность (= Древний мир), Средние века и Новое время, древнерусскую литературу надо отнести к средневековому периоду. Но Пиккио сразу ставит другой вопрос, хронологический: если эта литература является средневековой, то что это за средневековье, которое длилось до конца XVII века? На этот вопрос он сам отвечает дальше, указывая на то, что «государство Романовых, начиная с Михаила Федоровича (1613—1645)..., предстает перед историком уже как новый мир»[5]. В свете ряда новых исследований по русской литературе XVII века, с этим утверждением нельзя, на мой взгляд, не согласиться. Сложнее обстоит дело с последним вопросом, выдвинутым Пиккио: правомерно ли говорить о единой русской традиции с начала второго тысячелетия и до сего дня и не надо ли скорее говорить о двух обособленных литературных цивилизациях, разделенных глубокой цезурой? «Кроме соображений чисто литературного порядка, — отмечает Пиккио, — против тезиса о единой и неразрывной традиции русской литературы могут добавить весомые аргументы те радетели других национальных идей (например, украинской и белорусской), которые ищут истоки их современных различий именно в историческом процессе, приведшем в начале Нового времени к формированию отдельных наций на территории восточных славян, где расцветала та цивилизация, которую русские называют "древнерусской", но которой — в известных границах — можно также назвать "древнеукраинской" или "древнебелорусской"»[6].

Последняя проблема возвращает нас к уже сформулированному «открытому вопросу» о том, что собой представляет литература той общности, которую Пиккио назвал «Slavia Orthodoxa»: система отдельных «донациональных» литератур или единая преднациональная литературная система? Вопрос этот Пиккио ставил еще в 50-60-е годы истекшего века и читателю легче будет понять эволюцию его взглядов (и сомнений), начиная с чтения настоящей книги.

Профессор Красимир Станчев (Третий Римский университет)

Часть I. Киевская эпоха (XI — XII в.)

Глава первая Зарождение литературы и киевская цивилизация