Но в отличие от большинства других врачей, доктор никак не реагирует.
– Не расскажешь, что, по твоему мнению, произошло?
– В том и дело: я не знаю.
– Совсем?
– Ну, кое-что знаю; например, что я, вероятно, поверила не тому человеку.
Доктор Молли подталкивает ко мне коробку с салфетками.
– Прежде чем мы начнем… Ты должна об этом помнить. Ты человек, а люди совершают ошибки. В данном случае, как ты и сказала… ты поверила не тому человеку – и автоматически винишь себя. Тебе нужно стать к себе добрее – позволить себе быть человеком. Понимаешь?
– Я просто чувствую, что вообще ничего не контролирую. – Я выдергиваю салфетку. – То есть это совершенно на меня не похоже – на то, какой я была до того, как все случилось.
– Давай сосредоточимся на том, что ты чувствуешь в данный момент.
– Растерянность. Просто у меня так много вопросов.
– Можешь назвать хотя бы несколько? Даже если тебе кажется, будто я ничего не пойму… Не останавливайся, чтобы объяснить или подобрать другие слова. Просто озвучь те вопросы, что приходят на ум.
– Кто был этот парень? Почему он выбрал меня? Он впервые увидел меня в тот день на пляже? Или еще до этого? – Есть что-то еще, чего я не помню?
– Очень хорошо, – говорит она. – Что еще ты хочешь знать?
– Как я могла быть такой слепой – не видеть то, что происходило вокруг меня.
– Что-нибудь еще?
– Да. – Я киваю. – Я хочу знать, что произошло, пока я была без сознания. – Ограничилось ли все объятиями или было что-то еще? Есть ли разница? – Станет ли насилие от этого меньше?
– Насилие?
– Извините. – Щипаю себя. – Я несу чушь.
– Не извиняйся. Твои мысли выходят наружу, вероятно, быстрее, чем ты успеваешь их обработать. Здесь тебе ничего не грозит.
Ничего? Я оглядываю комнату, проверяя, на месте ли окна: одно, второе, третье. Почему я не подумала о дверном замке? Так ли странно встать и проверить его сейчас, убедиться, что ручка поворачивается?
– Джейн?
Я чешу ладонь – ободранную, потрескавшуюся кожу, – взвешивая последствия своих невысказанных слов.
– Джейн.
– У меня словно половина воспоминаний.
– Половина, а не все?
– Отрывки, – объясняю я. – И боюсь, у меня никогда не получится собрать воедино всю правду.
– Возможно, да. А может быть, и нет. Не существует никаких гарантий. Иногда мы просто не получаем желаемых ответов. А иногда получаем, но не раньше, чем будем готовы.
– Так, может, я просто не готова?
– Может быть.
– Из-за того, насколько я сломана?
– Ты не всегда будешь так себя чувствовать.
– А если буду?
– Мы все в какой-то мере сломаны; это часть испытания быть человеком, о чем я и говорила тебе раньше. Разгадка в том, чтобы научиться собирать эти осколки и двигаться вперед день за днем.
– А когда они становятся слишком тяжелыми?
– Надеяться уменьшить их груз, но стараться не думать о них, как о чем-то исключительно плохом. Наши осколки – то, что делает нас целыми.
Я делаю глубокий вдох и внезапно понимаю, что сижу на полу. Доктор Молли на корточках передо мной, держит коробку салфеток. Я вырвала большинство из них. Пол завален розовыми листками.
– Так что скажешь? – спрашивает она. – Приступим?
Киваю.
– Я готова.
Сейчас
Эпилог
Дорогой читатель,
Прошлой ночью мне приснилось, что Тигр залез мне в ухо и сплел там блестящую розовую паутину. И пока делал это, рассказывал всякое, например, то, что Мейсон любил меня много лет.
– И все, чего он хотел, – это чтобы ты полюбила его в ответ, – сказал Тигр. – Он просто не знал, как этого добиться. Но разве я тебя удивил? То есть ты и сама об этом уже догадалась, верно? А что до другого вопроса – того, который грызет твой разум… Ответ положительный.
Да?
– Он умышленно сделал тебя больной. Еще одна глупая затея. Но он хотел быть тем, кто тебя вылечит. Чтобы ты на него полагалась. Но ты ведь и об этом подозревала, не так ли?
Полагаю, да.
– Так и знал. – Тигр засмеялся; его смех походил на медные колокольчики – как звонок у моих соседей.
– Наконец, – продолжил Тигр, – самый туманный вопрос, о том, что случилось после того, как ты потеряла сознание… Будь уверена, я был там и все видел.
И?
– И он вошел в твою комнату, чтобы уложить тебя в постель, но не мог устоять перед возможностью подержать тебя, почувствовать твой запах. Еще он тебя помыл. Не помнишь? Когда ты проснулась? Свежая одежда. Чистое лицо, как будто ты умывалась. В комнате больше не пахло рвотой… Больше я ничего не припоминаю – и ты тоже, верно? По крайней мере, я не вижу других воспоминаний в твоем мозгу. У меня тут прекрасный вид из твоего слухового прохода, и я хорошо осветил тут все своими светящимися лапками. Я вижу аж до твоего… Ой, подожди. Еще кое-что. Ты знаешь, что говоришь во сне?
Агент Томас сказала то же самое.
– Ну, так это правда. Ты говорила во сне, когда потеряла сознание.
И что я сказала?
– Что любишь-любишь-любишь меня… если только ты не обращалась к Мейсону, но в таком случае я не хочу об этом знать. Мне приятнее думать, что это меня ты любишь-любишь-любишь.