История Джейн N

На столе рядом с ним лежит раскрытая книга. Я подхожу ближе и освещаю фонариком телефона название: «Отец-неудачник». Он читает раздел под названием «Отсутствие».

Мамы нет. Я спускаюсь вниз и вижу, что она сидит в гостиной с моей куклой на коленях. Полная луна льется сквозь оконное стекло, окутывая маму светом.

Я прочищаю горло, чтобы привлечь ее внимание.

Она удивленно поднимает голову и сжимает ногу Пэмми.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я.

– Не могла заснуть.

– Папа слишком много ворочался? Я видела его на диване.

Ей удается улыбнуться, но глаза не лгут.

– В последнее время у нас с твоим отцом совершенно разные графики. Иногда проще спать на разных кроватях, чтобы не беспокоить друг друга.

Я чувствую, как слезы текут по горлу в желудок; запускается цепная реакция, мой живот содрогается, горло сжимается, а верхняя губа дрожит – и не из-за очевидных проблем, с которыми сталкиваются мои родители, а больше потому, что, несмотря на собственное беспокойство, мама все равно пытается меня защитить.

Я отворачиваюсь, чтобы она не видела моего лица, пытаюсь защитить ее в ответ.

– Ты все еще общаешься с доктором Уайт?

– Да, и папа собирается начать лечение. Хочешь назначить еще один сеанс?

– Думаю, я обращусь к другому человеку.

– Я его знаю?

– Давай поговорим об этом завтра? Я хотела лечь спать.

– Приготовить тебе сонный чай? Помнишь? Как в детстве…

Я помню. По ночам, когда я верила, что под моей кроватью живут вампиры и гоблины, мама заваривала волшебный чай, и я погружалась в блаженный сон.

– Ты сидела у моей кровати, пока я не засыпала.

Мама прижимает к себе Пэмми и целует ее в макушку.

– Сможешь сделать так сейчас? – спрашиваю я. – Посидишь у моей кровати, пока я не засну?

Мама поднимает глаза, словно проверяет, правильно ли меня расслышала. Когда я ничего больше не добавляю, ее глаза наполняются слезами.

Она встает, усаживает Пэмми на стул, все еще колеблясь, все еще не до конца веря. Затем прижимает руку к дыре, где было ее сердце.

Мы идем наверх. Мама ложится рядом со мной на моей кровати. Мгновение спустя я замечаю в постели коробку с пирожными, а также прислоненный к моему изголовью кусок гипсокартона – тот самый, с метками. Мама не говорит о них ни слова, я тоже. Мы просто лежим лицом друг к другу, как подставки для книг с подборкой трудов о самопомощи между нами.

Мама начинает напевать мелодию из «Звуков музыки». Я закрываю глаза и представляю себе какие-то образы (блокноты с золотой окантовкой, торт с голубой глазурью, гелевые ручки, романы и большие карие глаза Лемон), вспоминаю, как в детстве мама перечисляла в песне все мои любимые вещи, прямо как Мария в фильме.

В глубине души мне хочется поделиться с ней своим текущим списком, чтобы она могла вновь проделать то же самое. Но вместо этого я перекатываюсь на другой бок и засыпаю.

Сейчас 69

Я выхожу из поезда и миную несколько кварталов, высматривая машины и лица, прислушиваясь к хлопкам и голосам. Сжимая в руке телефон, как пружину, я использую приложение для навигации, чтобы найти дорогу.

Я знаю окрестности. Всякий раз, когда мы с Шелли приезжали в город, то всегда останавливались в «Канцелярии и сладостях» – потому что там не только самые крутые блокноты, но еще и вкуснейшие кексы.

Мне нужно здание чуть дальше по улице.

По пути я считаю свои шаги – пятьдесят шесть – и прохожу через турникет. До лифта шестнадцать ступенек. Поднимаюсь на седьмой этаж, затаив дыхание, глядя на цифры.

Шестнадцатый кабинет находится в конце коридора, девять дверей спустя. Мама предложила меня проводить, но я хотела сделать это самостоятельно в рамках личных поисков своего счастливого номера: кого-то, кто не засыпает и не чешет пах, кого-то, кто действительно искренне слушает, не говоря мне, как чувствовать, и морщась от моих откровений.

Имя доктора Молли на золотой табличке на двери. Я пришла куда надо. Захожу внутрь.

– Привет, – говорит она, пересекая комнату, чтобы полить растение.

Три окна и розовые стены. В комнате пахнет мятными конфетами – такими, в толстой вощеной бумаге, которые продают в автоматах в супермаркете.

Волосы доктора Молли собраны сзади. На ней летнее платье. Ее улыбка такая же теплая, как и в день нашей встречи, когда она села рядом и рассказала мне о своем бульдоге Пресли.

– Что-нибудь выпьешь? У меня есть вода, чай, минеральная вода, горячее какао…

– Какао, – прошу я, несмотря на теплую погоду.

Доктор Молли запускает какую-то навороченную машину, и мы садимся друг напротив друга на светло-коричневом бархатном диване.

– Я рада, что ты позвонила, – говорит она.

Изображаю улыбку и ловлю себя на том, что балансирую на самом краешке, едва не сползая на пол.

Доктор Молли чуть откидывается назад, словно давая мне больше пространства.

– Извините, – говорю я. – Думаю, я очень нервничаю. – Смотрю на коробку салфеток на столе между нами.

– Что тебя беспокоит больше всего?

– Наверное, перспектива столкнуться с правдой.

– Правдой о том…

– Что случилось, когда меня похитили. – Вглядываюсь в ее лицо, пытаясь понять, знает ли она мою историю, видела ли в новостях или читала в газетах.