История Джейн N

– В моей крови были следы наркотических веществ?

– Прошу прощения?

– Когда меня положили в больницу. Был ли в моем организме наркотик?

– Ничего не обнаружили, но это мало что значит. Некоторые препараты остаются в организме считаные часы. А что? Почему ты спросила?

– Я передам маме, что вы звонили. – Я выключаю телефон. Слова агента Томас перекатываются в моем мозгу, как шары для боулинга. Ничего не обнаружили, но это мало что значит.

Отламываю еще кусочек. Телефон мамы снова звонит. Агент Томас. Сбрасываю звонок, но ее слова продолжают звучать в голове. Ничего не обнаружили, но это мало что значит.

Может, причиной моего помутненного состояния была лихорадка? Поэтому я отключалась? И бредила? Галлюцинации бывают только визуальные или физические тоже?

Потому что когда я закрываю глаза, то все еще чувствую липкие влажные поцелуи на своей покрытой потом шее, волосатые икры, скользящие по моим голым ногам, и как кто-то рисует невидимые розы по всему моему телу.

– Джейн?

Мама стоит у холодильника. Ее голова обернута полотенцем, а в руке коробка с яйцами.

– Есть хочешь? – спрашивает она. – Я собиралась приготовить омлет.

– Почему ты звонила агенту Томас?

Мама кладет яйца на кухонный островок вместе с пластиковой миской; та стучит о гранит, отчего у меня мурашки по коже.

– Ты с ней разговаривала? – Мама хватает свой телефон.

– Она звонила, пока ты была в душе.

Мама видит пропущенный звонок.

– Я искала специалиста по травмам. Она упоминала об одном, но я так и не попросила его номер.

– Специалист по травмам для меня?

– Для нас обеих. – Она пожимает плечами, будто в этом нет ничего особенного, затем разбивает яйцо и кладет его в миску вместе со скорлупой и перемешивает осколки.

Сейчас 64

Вместо того чтобы идти прямо в приют, я снова сижу в уборной в библиотеке. Забилась в угол и зажала стержень в руке. Дверь заперта. Кондиционер работает как белый шум, но не заглушает бурю в моей голове.

До сих пор я держала определенные мысли взаперти.

И сейчас напоминаю себе, что они могут быть неправдой.

Но в то же время мне интересно, стоит ли копаться в том, что мой разум счел болезненным – с тем, что находится на карантине в моем мозгу.

Ручка двери покачивается взад-вперед. Я заявляю о себе, шаркая ногами. Прочищаю горло и тяну сумку по плитке.

Расстегиваю молнию.

Застегиваю.

Расстегиваю.

Застегиваю.

В основном отделении я просовываю пальцы в дыру в подкладке и вытаскиваю карточку, которую взяла у той женщины в приюте. «Исцеление начинается в тот момент, когда мы чувствуем, что нас услышали». Я плачу, впервые даже не знаю, за какое время.

О потере лучшего друга.

(И я не про Шелли.)

Сейчас 65

На входе в приюте я отворачиваюсь от стойки и иду мимо шкафа прямиком к Отваге. Как обычно, она лает, стоит мне только открыть дверь в собачье крыло. Я сажусь возле ее клетки и достаю из кармана несколько раскрошенных сердечек. И я взяла с собой CD-плеер. Диск Джиджи Гарви уже внутри.

– Как делишки? – спрашивает Энджи, выходя из-за угла.

– Пора. Я выпущу Отвагу побегать по двору.

– Уверена, что она готова?

– Да. Я выгуливала ее каждый день. Она держится рядом, не пытается сбежать и слушается слова «нет». И возвращается без проблем.

– Похоже, ты ее приручила.

– И это повод дать ей побегать.

Энджи хватает поводок с крючка в конце коридора, затем открывает клетку Отваги. Та выходит, виляя хвостом и обнюхивая Энджи, пока я застегиваю ремни.

Энджи наклоняется потрепать Отвагу по холке.

– Я знала, что именно ты ее перевоспитаешь.

Я вывожу Отвагу на улицу. Приюту повезло, что у него есть двор приличных размеров. Собаки бегают вокруг ямы, которая когда-то была большим кирпичным патио. Я отпускаю Отвагу на свободу. Раскрыв пасть, она нарезает круг за кругом; лишь примерно сотню заходов спустя собака останавливается пометить территорию, сделать ее своим домом.

Я сажусь на скамейку и нажимаю на проигрывателе кнопку воспроизведения. Голос Джиджи поет о жизни, которая изменилась до неузнаваемости. Представляю, будто она имеет в виду мою.

Несколько мгновений спустя Отвага идет в мою сторону, но задерживается в метре от меня. Ее широко раскрытые глаза мигают, и она нюхает воздух, словно чувствуя остатки лакомства в моем кармане. Я протягиваю руку, и Отвага слизывает крошки с пальцев, а потом снова убегает. Мы продолжаем эту игру, пока собака наконец не ложится у моих ног.

Я наклоняюсь к ней, чешу за ушами. Отвага кладет голову мне на колени, позволяя пристегнуть поводок, и соглашается остаться ради любви, даже если для этого придется жить в клетке.

Сейчас 66

Позже, после смены, я натыкаюсь у стойки регистрации на Джека. Он записывается для посещения.

– Привет, – здоровается Джек, заметив меня.

– Что ты здесь делаешь?

– А сама как думаешь? – Он кладет ручку. – Хочу завести домашнее животное.

– У твоей мамы аллергия на всех четвероногих существ.

– Я думал, ты знаешь какое-нибудь двуногое, которое я могу привести домой.

– Ну да. – Я улыбаюсь, чувствуя, как горит лицо.

– Твоя мама сказала, что ты здесь, – объясняет он. – Я надеялся, что мы сможем пообедать вместе.