Папа не стал комментировать. Вместо этого он положил руки на вертикальные деревянные доски, разделявшие две комнаты, и осмотрел конструкцию стены.
– Просто гипсокартон? – сказал отец, размышляя вслух.
Ни бетонного слоя, ни проволочной сетки, ни стальных стержней.
Просто.
Гипсокартон.
Хрупкий рассыпчатый гипсокартон. Более умная девочка выбралась бы раньше.
– Прости, – сказала я папе, обнимая обломок. Не знаю, услышал ли отец мои слова, потому что ничего не ответил.
Он просто продолжил осматривать стену, а потом перешагнул через доски, чтобы попасть в другую комнату.
Потолочная плитка была сорвана, за ней виднелись водопроводные трубы и что-то вроде воздуховода, проходящего через потолок, но он был не шире двухлитровой бутылки содовой.
– Есть шахты больше? – спросила я.
Агент Томас покачала головой.
– Они все такие.
– Как насчет проходов за стенами?
Снова отрицательный ответ.
– За этими стенами изоляция, электропроводка, медные трубы… но никаких секретных ходов. Мы позвонили двум подрядчикам и отопительной компании, чтобы убедиться.
– Должно быть что-то еще.
– Джейн. – Ее глаза сузились.
– Что? – огрызнулась я.
– Мейсон сказал тебе, что это склад.
– Потому что действительно так думал.
– И якобы здесь три этажа…
– Он, должно быть, тоже в это верил. – Я оглянулась на папу, надеясь, что он мне поможет. Но отец смотрел на разобранный стол, вероятно, задаваясь вопросом, почему я не использовала цементные блоки раньше.
– Вы должны проверить полы, – настаивала я, топая ногой по цементу.
– Это подвал, – сказала Томас. – У нас под ногами – только грязь.
– Тогда надо копать. – Я осмотрела комнату, ища другой возможный вариант – какой-нибудь нетронутый угол или расщелину.
– Как ты объяснишь отсутствие решеток на окнах? – продолжила агент Томас. – Или аудиооборудование со звуковыми фрагментами, которые опознала? Давай также не будем забывать об отсутствии иных ДНК.
Я не забывала.
Я не могла ничего объяснить.
Я очень хотела назад свою спиральную пружину.
– Ты сказала, Мейсон утверждал, будто его забрали за два-три месяца до твоего исчезновения, – настаивала она. – Как получилось, что дела о пропавших без вести не соответствуют его профилю?
Отец наконец встретился со мной взглядом, но на его лице не было никакого выражения, как если бы он все это слышал раньше, как если бы я была сторонним наблюдателем.
– Мейсона ведь похитили с вечеринки? – спросила Томас. – Которую устроила девушка по имени Хейли. Мы проверили и эту деталь, но в радиусе трехсот миль не нашлось девушек по имени Хейли, которые признались бы, что устраивали вечеринку, на которой пропал мужчина.
– Может, Хейли не знала, что кого-то похитили.
– Ты не думаешь, что новости о пропавшем человеке могли бы ее встревожить? Особенно с учетом того, что в таких отчетах всегда есть фотография пострадавшего.
– Может, стоит проверить дальше трехсот миль. А может, вечеринка была не в мае или июне.
Она воззрилась на меня – глаза выпучены, брови приподняты.
– Ты опознала фотографию руки Мартина Грея.
Я покачала головой.
Почему она все еще говорила?
Почему я все еще слушала?
Я прошла назад через стену и встала у изножья кровати. На спинке были царапины – длинные узкие вмятины.
Я их сделала?
Почему я так решила?
Я посмотрела на свой большой палец, ощущая фантомную боль от попавшей под ноготь древесины и чье-то теплое дыхание сзади.
Все вернулось: как я царапала дерево, веря, будто это вернет Тигра. Как кто-то оторвал мою руку от столбика кровати, не давая пораниться. И пусть я очень хотела снова увидеть Тигра, еще больше мне хотелось, чтобы меня трогали. Поэтому я закрыла глаза, а чьи-то кончики пальцев скользили по моей ладони, распространяя тепло по всей коже.
– Джейн? – спросил папа, возвращая меня в реальность.
И он, и агент Томас смотрели в мою сторону. По позвоночнику прокатилась холодная липкая волна. Я ощутила панику.
– Ты что-нибудь помнишь? – спросила агент Томас.
Я покачала головой, а белая комната вращалась перед глазами. Все было слишком ярко и слишком запутанно.
– Джейн? – твердо позвал отец.
Он сказал что-то еще, но я хотела, чтобы они оба ушли, хотела закрыться в комнате и сесть под душ.
Агент Томас подошла ближе. Ее рот двигался, но я ничего не могла разобрать. Моя кожа горела. Сердце колотилось. Я снова посмотрела на столбик кровати, борясь с внезапным желанием почесаться.
– Я хочу увидеть кабинет, – сказала я им.
Агент Томас посмотрела на моего отца, словно спрашивая его разрешения.
– Сейчас, – настаивала я.
– Ты правда думаешь, что это хорошая идея? – уточнила она.
Папа снова обернулся на разрушенную стену.
– Нет, думаю, мы уже насмотрелись.
– Это был не вопрос, – заявила я ему. – Я хочу его увидеть.
Папа покачал головой; его губы дрожали, ноздри раздулись, как будто он меня больше не узнавал.
– Пусть делает все, что хочет, – тихо сказал отец.
Я посмотрела на его шею в поисках той самой родинки, что была похожа на мою. Хотелось доказательств, что, несмотря на то, как сильно я изменилась, я все еще остаюсь его дочерью. Он все еще был моим отцом.
– Ладно, пошли, – сказала агент Томас, двигаясь к двери.