История экономического развитие Голландии в XVI-XVIII веках

Вначале Бранденбург, как и император, никак не мог приспособиться к этому способу платежа. Генеральные штаты обязались выплачивать курфюрсту наличными деньгами, однако оказались не в состоянии выполнить это обещание и предложили облигации. Курфюрст сначала вообще плохо разбирался в этом. Связь между биржевым кредитом и ведением войны была для него столь же непонятна, как и для венского императорского двора^{801}. Еще при заключении союзного договора с Генеральными штатами в 1674 г. он поставил условием, чтобы «платежи производились только в звонкой монете, а не «in banco», т. е. банковскими переводами^{802}, Дания, которая также являлась союзником Голландии, категорически отказалась принимать облигации, и лишь в 1673 г., когда положение улучшилось, она согласилась на новый договор и на эти условия.

Дело, однако, не ограничилось лишь однократным взаимодействием между происшествиями на амстердамской бирже и международными событиями того времени. Голландские государственные долговые обязательства стали предметом торговли и, как всякий другой товар, оказались зависимыми от конъюнктуры. Кредит и базирующаяся на нем система ценных бумаг распространились в таких местностях и в таких слоях общества, которые до того времени ничего о них не знали. Обращение на амстердамской фондовой бирже преимущественно облигаций провинции Голландии служит лишним доказательством преобладающего значения этой провинции и Амстердама. Значительно ниже был курс облигаций Генеральных штатов, что вполне естественно, так как большая часть республики была в руках врагов и будущность всего государства была еще совершенно не обеспечена. Курс их редко превышал 55%, в то время как курс облигаций провинции Голландии достигал в 1673 г. 80–85%.

В течение последующих десятилетий Амстердам постепенно превратился в фондовую биржу международного масштаба. С 1688 г. в Амстердаме началась игра на повышение и понижение курса ценных бумаг^{803}. Как уже было упомянуто, предметом такой спекуляции были в особенности императорские займы. Потребность голландских капиталистов в инвестировании своих капиталов с течением времени все более возрастала. Вначале это были инвестиции преимущественно в акции крупных нидерландских заокеанских компаний, теперь же капиталисты стали приобретать отечественные государственные бумаги: как общегосударственные («генералитета»), так и отдельных провинций и городов, а также адмиралтейств. С увеличением капитала и численности рантье расширились возможности инвестирования во внешние займы, в особенности после Утрехтского мира. Амстердамская биржа взяла на себя исключительное или частичное посредничество в этом деле. В середине XVIII в. амстердамский биржевой бюллетень приводил перечень 25 разных видов внутренних государственных и провинциальных облигаций, трех видов местных акций, трех видов английских акций, четырех видов английских государственных бумаг, шести видов немецких займов и т. д., всего 44 различных вида ценных бумаг^{804}. В 1796 г. эта цифра значительно возросла. Биржевой бюллетень содержал 57 видов внутренних займов, три императорских, четыре русских, три шведских, четыре датских, по два прусских и испанских, тринадцать американских, четыре польских, четыре саксонских, но ни одного английского и французского, а лишь «мандаты» («mandate»)^{805}.[289]^,[290] Из биржевого бюллетеня мы ничего не узнаем о частных займах. Биржевой процент, который в начале XVIII в. снизился до 2–1³/₄%, благодаря многочисленным иностранным займам повысился до 2¹/₂ и 4%. Все более расширявшиеся в XVIII в. денежные операции отодвинули на задний план настоящую торговлю — куплю и продажу. Неверно, однако, мнение, что последняя будто бы была совершенно вытеснена.

Из спекуляций с валютой и акциями, несомненно, развилось также то мошенничество, которое начиная с XVII в. породило, особенно в Западной Европе, ряд своеобразных явлений. Родиной этих явлений была отнюдь не одна лишь Голландия, но высокое экономическое развитие этой страны привело к тому, что именно в Голландии многие явления этого рода были доведены до крайности и приняли здесь весьма специфические формы.