Еще до спекуляции с государственными бумагами, когда они обращались лишь в виде акций, в Голландии на основе высоко развитой культуры луковичных цветов в Гарлеме развилась настоящая тюльпаномания — спекуляция тюльпанами, которая имела все признаки и формы сделок на срок и приводила к настоящей биржевой игре на разницу{806}
. Эта биржевая спекуляция с тюльпанами, которая продолжалась в течение длительного времени в 30-х годах XVII в. и велась с выработанными приемами, представляла собой не что иное, как мошенничество, возникшее из духа времени в местной торговой среде. Оно возникло из известной мании к тюльпанам, но затем валютные спекулянты придали ей характер бессовестных биржевых махинаций. Эта тюльпаномания испарилась лишь после того, как падение цен привело участников этой спекуляции к суровой действительности и показало им настоящую цену цветочной луковицы[291]. С историко-экономической точки зрения интересно, однако, что эта «торговля воздухом», эта биржевая спекуляция производилась не непосредственно валютными ценностями, вроде акций или государственных бумаг, но что могли спекулировать «ценностями», являвшимися продуктом фантазии и аффектации. Эта мошенническая спекуляция, основанная на тюльпаномании, имела значение как предвестница гораздо более серьезной и широкой биржевой спекуляции, распространившейся с конца XVII в.Спекулятивный дух голландских коммерсантов сказывался также в биржевой торговле другими товарами, в отношении которых не было и помину о какой-либо мании. Так, биржевая спекуляция велась в Амстердаме в торговле такими важными продуктами нидерландского, очень развитого китобойного промысла, как китовый ус и ворвань; эта спекуляция (сделки на срок) имеет большое значение для истории развития этой отрасли народного хозяйства. Китоловы обычно возвращались домой между июнем и сентябрем. Таким образом, происходили две различные по своему характеру кампании. Весь год, в особенности весной и летом, покупали и продавали с доставкой «в течение сентября» или «между 1 сентября и концом октября», или «между 1 сентября и концом ноября», а впоследствии «после 1 марта» или «до конца мая». Эти сделки на срок заключались на основании предварительных данных о возвращающихся кораблях, но без каких-либо точных данных об итогах лова. Вторая спекулятивная кампания состояла в продаже и перепродаже контрактов в зависимости от ожидаемых перспектив; эти сделки часто основывались на личных отношениях и соображениях. При этом заключались очень рискованные сделки на разницу, которые часто служили причиной банкротств{807}
.[292] На амстердамской бирже в XVII в. заключались также сделки на срок с перцем{808}.Лишь для одного вида товаров власти выступали против таких сделок, а именно — для хлеба. Мы уже говорили о том, что в Амстердаме велась большая торговля хлебом; временами она превосходила по своему объему торговлю всеми другими товарами. Уже в 1617 г. здесь существовала хлебная биржа, которая в 1768 г. была переведена в новое, массивное здание. Однако биржевые сделки на срок с хлебом никогда по-настоящему не смогли развиться. Зачатки их обнаруживались издавна. Уже в середине XVI в. в Амстердаме, по-видимому, заключались такие сделки. Их запрещали{809}
, но безуспешно, и лишь в 1698 г., когда народ особенно страдал от сильной дороговизны хлеба[293], Генеральные штаты 17 октября категорически запретили биржевые сделки на срок с зерном. В связи с возникшими по этому поводу разногласиями было разъяснено, что запрещение относится лишь к будущим контрактам. Эту торговлю называли «торговлей воздухом» (Windhandel). Запрещение намеревались отнести также к торговле хмелем, но со стороны биржи было ясно заявлено, что до того времени сделки на срок с хмелем не производились. Таким образом, запрещение распространялось только на хлеб, гречиху, горох, бобы{810}. В 1756 г. запрещение биржевых сделок на срок с хлебом было, вновь повторено{811}, но такие сделки с кофе и водкой продолжались{812}.Установленный в 1689 г. амстердамскими властями биржевой налог на участников сделок с ост-индскими акциями в размере 1
/2, а с вест-индских по 1/4 pro mille указывает на то, что от амстердамской биржи желали получить не только косвенные доходы, но что ее рассматривали в качестве объекта для прямого обложения. Этот налог впоследствии был снижен до 1/3 и 1/6 pro mille{813}. Ограничение налогового обложения лишь акциями компаний говорит о том, что сделки с государственными бумагами не приняли еще такого масштаба, чтобы служить объектом налогового обложения.