История экономики Дальнего Востока

Северная государственная граница империи Цин была защищена в XVII веке Ивовым палисадом - пограничной стеной, составляющей продолжение Великой Китайской стены и протягивающейся от Ляодунского залива к верховьям Сунгари, почти в тысяче километров южнее Амура, а широкая полоса амурского правобережья была территорией обитания аборигенов, не подвластных маньчжурам (1)

С этой позиции странными выглядят и претензии японцев на Курильские острова. Так же как и у китайцев в те времена, даже правобережье Амура еще не было освоено, так и для японцев даже Хоккайдо было северной, слишком северной, дискомфортной территорией, не привлекавшей их внимания.

Русские же чувствовали себя в Приамурье как в родной стихии, ведь тайга наш дом родной, а морозы и гнус, непроходимые чащобы и непролазные топи, вечная мерзлота и необозримые снега нам не в тягость, а в радость.

Как начиналась амурская эпопея?

В 1643 году отряд под руководством Василия Пояркова поднялся от Якутска вверх по Лене, Алдану, Учуру и Гонаму и, перевалив Становой хребет, спустился по Брянте до Зеи, где были построены дощаники, суда, вмещавшие по 30-40 человек с грузом. Далее казакам предстоял водный путь по Зее и Амуру. Пройдя устья Сунгари и Уссури, русские стали на зимовку, привели местных жителей в подданство русскому царю и собрали с них богатый ясак - 12 сороков соболей и 16 собольих шуб. Весной 1645 года отряд спустился по Амуру в Охотское море и после опаснейшего двенадцатинедельного морского плавания пристал к устью Ульи, где совсем недавно основал свое зимовье Иван Москвитин. Только весной следующего года В.Д. Поярков, поднявшись по Улье и перевалив Джугджур, вернулся по Мае, Алдану и Лене в Якутск, где его уже считали погибшим. Таким образом, русские уже тогда, в XVII веке, знали по личному опыту, что путь из устья Амура налево, в Охотское море, судоходен. Знали они также, от гольдов и гиляков, что и путь направо, в Японское море, вполне судоходен. Однако впоследствии эти сведения были не то что забыты, а под давлением многих авторитетов сочтены не заслуживающими доверия.

Ерофей Хабаров вышел в свой поход на Амур, зная уже многое об этих землях от своих предшественников, среди которых были, кроме Пояркова, также Перфильев и Бахтеяров. В 1649 году он дошел по Лене, Олекме и Тунгиру через перевал к реке Урке, впадающей в Амур. Оставив там 20 человек, которые за время его отсутствия построили добротные дощаники, он вернулся в Якутск за подкреплением. С вновь прибывшими 137 человеками и двадцатью оставленными на месте он сел на суда и поплыл вниз по великой дальневосточной реке. Основав в конце пути острог, Е.П. Хабаров возвратился на очередную зимовку. Два года занимался он приведением в известность здешних территорий и сбором ясака с местных племен.

За короткое время здесь были построены несколько острогов и крепостей, основаны русские деревни, что в конце концов привело к образованию Албазинского воеводства. Здешние земли позволяли заниматься хлебопашеством и могли служить сельскохозяйственной базой для будущего снабжения русского мирного населения и воинского контингента.

Однако маньчжурские войска напали на наши укрепления и после длительного и кровопролитного противостояния вытеснили русских с берегов Амура, навязав России невыгодный ей Нерчинский договор 1689 года, который тем не менее не привел к реальному разграничению территорий, так как маньчжуры, не владея приамурскими землями фактически, ни малейшего представления не имели и о местной географии.

Наша империя, поглощенная борьбой на Западе со Швецией, Польшей, Крымом и Турцией, внутренними смутами после восстания Степана Разина, не имела никаких сил для укрепления своих позиций на далеком восточном фронте. Тем не менее амурский вопрос был в XVII веке предметом лишь российско-китайских взаимоотношений, но не широкой международной политики. Интересы иных держав он никак не затрагивал.

В XIX веке о сквозном судоходстве по Амуру до устья и далее по морю, Охотскому или Японскому, уже не говорили, считали, что Амур теряется в песках, чему находили подтверждение в исследованиях французского мореплавателя Лаперуза, английского Броутона и русского Крузенштерна. Эти капитаны хотели пройти в Амур с моря, но так и не смогли обнаружить судовой проход среди мелей амурского устья ни с севера, ни с юга. Не сумели они найти и пролив между Сахалином и материком. Не нашел судового хода и поручик А.М. Гаврилов, командированный Российско-Американской компанией в 1846 году к загадочному устью.

И как же, в самом деле, можно было тогда оценить стратегическое значение Амура, если он никак не облегчал сообщения России с Камчаткой, Чукоткой, охотским побережьем, Курилами и Алеутами? Если Амур не открывал для нашей страны выход в Тихий океан, то стоило ли рисковать той торговлей, которую Россия вела с Китаем по сухопутному пути через Кяхту, и вообще осложнять отношения с южным соседом? И потому Николай I начертал на рапорте А.М. Гаврилова: "Весьма сожалею. Вопрос об реке Амуре, как о реке бесполезной, оставить" (2)