История елочной игрушки, или как наряжали советскую елку

Постоянно возвращая зрителей к жизненным реалиям, елочные игрушки в то же время представляли великолепную возможность для эскапизма, для сознательного или неосознанного бегства в сферу утешительно-радостного, умиротворяющего, ведь нахождение в культурно-семантическом «елочно-игрушечном» поле так или иначе означало возвращение в детство, сулящее защищенность, беззаботность, надежду. Казалось, что жизнь еще преподнесет свои с таким нетерпением ожидаемые подарки, и достанутся они просто и легко – как игрушки с новогодней елки. Символический образ такой «вечно зеленой елки судьбы», увешенной «благами жизни», встречается в одном из рассказов А.П. Чехова. На этой елке «от низу до верху висят карьеры, счастливые случаи, подходящие партии, выигрыши, кукиши с маслом, щелчки по носу и проч. Вокруг елки толпятся взрослые дети. Судьба раздает им подарки…»43

В поэтическом воплощении та же мысль – правда, спустя уже более чем полвека – выглядела так:

Плюшевые волки,
Зайцы, погремушки.
Детям дарят с елки
Детские игрушки.
И, состарясь, дети
До смерти без толку
Все на белом свете
Ищут эту елку.
Где жар-птица в клетке,
Золотые слитки,
Где висит на ветке
Счастье их на нитке.
Только дед-мороза
Нету на макушке,
Чтоб в ответ на слезы
Сверху снял игрушки.

К. Симонов

44

Иллюзии улетучивались, мечты рассеивались. Но все же люди не переставали верить – каждый в «своего» Деда Мороза. Именно поэтому, наверное, в елочной игрушке начисто отсутствовало «травматизирующее» начало: она никогда не фиксировала и не эстетизировала человеческие страдания и зло. Она должна была быть прекрасна, и во многом это достигалось благодаря причудливой игре сочетавшегося в ней света и цвета45. Елочные украшения блестели, сверкали, сияли, переливались, многократно отражая теплый свет свечей и отражаясь сами в «зеркалах» шаров, прожекторов и других стеклянных предметов. Особый, «рождественский» свет в высшей степени являл собой и несколько приземленную идею «домашнего уюта», и высокую идею святости46: «И в доме – Рождество… Лампы не горят, а все лампадки. Печки трещат-пылают. Тихий свет, святой. В холодном зале таинственно темнеет елка… За ней чуть брезжит алый огонек лампадки, – звездочки, как будто в лесу»47. Яркая пестрота елочных украшений не казалась ни назойливой, ни вульгарной: даже такие раздражающие в обычной жизни цвета, как ядовито-зеленый, пронзительно-розовый или жгуче-оранжевый, в случае с елочной игрушкой воспринимались как должное и уместное, а мишурная роскошь отнюдь не ассоциировалась с дешевым шиком.

Каждая историческая эпоха создавала свои елочные игрушки, придавала им свой, особый смысл, наделяла их своими, особыми функциями, продолжала и восполняла их «культурную биографию». У советской елочной игрушки была своя собственная судьба и своя собственная история. У нее были свои авторы и адресаты, свои почитатели и недоброжелатели, свои поклонники и противники, свои пропагандисты и критики, причем одни подчас легко превращались в других. У нее, конечно же, были и свои предшественники – ведь она не могла возникнуть «ниоткуда»! Безусловно то, что дореволюционные елочные украшения в России принципиально отличались от советских, главным образом за счет заложенного в них смысла, но безусловно и то, что, не будь в прежней России елочных игрушек, новым советским их образцам (ни в коем случае не аналогам!) едва ли удалось бы так быстро внедриться в советские культурные практики и стать неотъемлемым атрибутом праздничной повседневности каждого советского человека. Поэтому целесообразно, на наш взгляд, подробно остановиться на том игрушечном «наследстве», которое получила советская власть от русской рождественской елки, чтобы затем показать, что из него было полностью отброшено как вредное и ненужное, что, напротив, освоено и присвоено и каким образом это было сделано.

Людвиг Рихтер. Рождественская ночь. Немецкая рождественская открытка. 1900-е гг.

Глава 2 От какого наследства хотели отказаться большевики. Елка и елочная игрушка в дореволюционной России

Сусальным золотом горят

В лесах рождественские елки.
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.

Осип Мандельштам, 1908