Соответственно, Комиссия сочла, что, прежде чем приступать к намеченным реформам, правительство должно сначала указать пути и средства погашения долгов Кахала. Резолюция Комиссии была радостно принята на пленарном заседании Сейма. Бремя было снято с его плеч. Больше не нужно было заботиться о «еврейской реформе» и «равенстве». Достаточно было поручить местным судам определить размеры долгов кагала и уполномочить финансовый комитет списать их деньгами, взятыми из имеющихся у кагала фондов или других специальных источников. Так получилось, что под предлогом ликвидации еврейских долгов была ликвидирована и сама «еврейская реформа».
Обойденные Конституцией 3 мая, евреи, если верить рассказам некоторых современников, предприняли попытку повлиять на правительство и сейм через посредство короля Станислава Августа, приблизившись к последнему с помощью их связи в суде. Говорят, что еврейские общественные лидеры тайно собрались и избрали трех делегатов, которые должны были вступить в переговоры с королем, стремясь улучшить положение евреев. Три делегата выполняли свой мандат в конце 1791 и начале 1792 года с помощью королевского секретаря Пиатоли в качестве посредника. Вскоре после этого они были приняты королем на особой аудиенции с большой торжественностью, причем король, как гласит легенда, сидел на своем троне во время приема. Евреи выступали за гражданские права, а также за право приобретения земель и домов в городах, за сохранение своей общинной автономии и за освобождение от юрисдикции магистратов. История гласит, что еврейские делегаты пообещали подарок в размере двадцати миллионов гульденов для оплаты королевских долгов. Несколько руководителей сейма, в том числе радикал Коллонтай, были посвящены в тайну. Король, согласно этому отчету, пытался протолкнуть проект еврейской реформы через Еврейскую комиссию и сейм, но потерпел неудачу в своих усилиях. Проблема веков не могла быть разрешена в этот тревожный час, когда над Польшей витал ангел смерти, а несчастная земля истощала свои силы в последнем рывке к внутреннему возрождению и внешней независимости.
3. Два последних раздела и Берек Йоселович
Приближалась смертельная борьба Польши. Противники майской конституции из числа консервативных элементов страны объединились с русским правительством, которое в своей собственной сфере влияния всегда было губительным камнем преткновения на пути прогресса. Результатом стало образование Тарговицкой конфедерации[64]
и начало гражданской войны (лето 1792 г.). Хотя евреи были оторваны от политической жизни, они тем не менее время от времени проявляли сочувствие к людям, боровшимся за новую Конституцию. Еврейские портные Вильно обязались бесплатно поставить двести обмундирования для армии свободы. Общины Сохачева и Пулавы внесли свою лепту в патриотические фонды. Евреи Бердичева участвовали в депутации местных купцов, которая отправилась встречать главнокомандующего польской армией Иосифа Понятовского и подарила ему новые инструменты для полкового оркестра. Во многих случаях еврейские общины Волыни и Подолии становились жертвами насильственных реквизиций со стороны обеих воюющих армий. Общине Острог пришлось подвергнуться бомбардировке города русской армией в июле 1792 года.В 1793 году произошел второй раздел Польши между Россией и Пруссией. Россия присоединила к себе Волынь с частью Киевской губернии, Подолии и Минской области. Пруссия, в свою очередь, приобрела другую часть Великой Польши (Калиш, Плоцк, и т. д.), с Данцичем и Торном. В очередной раз огромная территория с сотнями тысяч евреев была отрезана от Польши. Несчастный народ, охваченный приступом боли от этой новой ампутации, вырвался на своих мучителей. Революция 1794 года шла своим чередом.
Во главе восстания стоял Костюшко.[65]
Воспитанный в атмосфере двух великих революций — американской и французской, — он имел более возвышенное представление о гражданской и политической свободе, чем либеральное войско польской шляхты. Он понимал, что никакая свободная страна не может существовать без предварительной отмены крепостного права крестьян и неравенства граждан. Даже в пылу борьбы за спасение отечества польский вождь время от времени проявлял свои демократические наклонности, и угнетенные классы не могли не чувствовать, что эта революция была не только делом шляхты.