Читаем История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I полностью

Вышеприведенное определение красоты плохо согласуется с метафизическими взглядами Платона в целом. Если Красота – трансцендентальная форма, то как тогда она может услаждать зрение и слух? В «Федре» Платон утверждает, что только красота, в отличие от мудрости, имеет привилегию демонстрировать себя чувствам. Но как она себя демонстрирует – через красивые предметы или через что–то другое? Если через что–то другое – то каким образом это делается? Если через красивые предметы, то можем ли мы объединить Красоту, проявляющуюся в чувственных вещах, и сверхчувственную Красоту в общем определении? И если да, то что это будет за определение? Платон не предлагает нам определения, которое охватывало бы оба типа красоты. В «Филебе» он говорит об истинном удовольствии, возникающем при восприятии прекрасных форм, цветов и звуков, и уточняет, что он имеет в виду «прямые и закругленные линии», а также «чистые нежные звуки, согласующиеся в простую мелодию». Они «красивы не по отношению к чему–нибудь другому, а сами по себе. В рассматриваемом отрывке Платон говорит о различии между удовольствием, порождаемым восприятием Красоты, и Красотой вообще, и его слова следует рассматривать в тесной связи с его заявлением, что «мера и симметрия всегда превращаются в красоту и добродетель, что означает, что Красота включает в себя меру и симметрию. Возможно, здесь Платон ближе всего подошел к такому определению красоты, которое было бы приемлемо как для чувственной, так и сверхчувственной красоты (а он был искренне уверен, что существуют оба типа красоты, причем одна является копией другой). Но если мы вспомним все высказывания о Красоте, разбросанные в диалогах, нам придется признать, что Платон блуждает «среди множества концепций, из которых преобладают те, которые отождествляют Красоту с Благом», хотя самым удачным, на наш взгляд, является определение, предложенное в диалоге «Филеб».

Теория искусства


1. Платон высказывает предложение, что корни искусства надо искать в естественном стремлении человека выразить себя.

2. С метафизической точки зрения искусство по сути своей является имитацией. Форма – это образец, архетип; природный объект – это пример имитации. Портрет же человека, к примеру, – это копия или имитация естественного, конкретного человека, следовательно, он является имитацией имитации. Истину, однако, следует искать в Форме; произведение искусства поэтому отстоит от истины на два шага. Платон, которого в первую очередь интересовала истина, был обречен недооценивать искусство, как бы сильно ни восхищала его красота скульптур, картин и литературных произведений. Эта недооценка очень четко проявилась в «Государстве», где он весьма невысоко ставит художников, трагедийных и других поэтов. Иногда его замечания немного комичны, как, например, когда он говорит, что художник не может даже точно скопировать объект, поскольку имитирует внешность, а не суть. Художник, рисующий кровать, изображает ее с одной точки зрения, так, как она непосредственно предстает перед нашими глазами; поэт описывает лечение, войну и другие вещи, не имея истинного знания о них. Отсюда следует, что «искусство, будучи имитацией, весьма далеко от правды»7. Оно «на две ступени ниже реальности и легко создается без какого–либо понятия об истине – ибо оно передает простое сходство, а не реальность»8. Человек, посвящающий свою жизнь служению не реальности, а ее тени, обкрадывает самого себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену