История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

5. Но хотя Аристотель и подверг резкой критике Платонову теорию Идей, он был полностью согласен с Платоном в том, что универсалии – это не простые субъективные концепции или способы выражения мысли, ибо универсалии, существующие в уме человека, соответствуют специфическим сущностям в объектах, хотя эта сущность не существует отдельно от них – она отделяется только в процессе мыслительной деятельности. Аристотель, как и Платон, был убежден, что именно универсалии являются объектами науки, из чего следует, что если они не обладают никакой объективной реальностью, то научное знание невозможно, ибо наука не имеет дела с индивидуальными объектами. Универсалии реальны, они существуют не только в уме, но и в вещах, хотя существование в вещах вовсе не влечет за собой той формальной универсальности, какая существует в уме. Отдельные объекты, принадлежащие к одному и тому же виду, являются реальными субстанциями, но они не причастны к объективным универсалиям, которые являются численно одними и теми же во всех членах этого класса. Видовая сущность является численно различной в каждом представителе своего класса, но одна и та же во всех отдельных объектах класса (то есть они все похожи как представители одного вида). Это объективное сходство является реальным основанием для абстрактных универсалий, которые имеют численное тождество в уме и могут предицироваться ко всем членам класса без исключения. Таким образом, Платон и Аристотель сходятся во мнении относительно того, что считать объектом истинной науки. Истинная наука познает универсальный элемент в вещах, то есть видовое сходство. Ученого не интересуют отдельные куски золота, он исследует сущность золота, то есть то общее, что имеется во всех кусках золота, иными словами, считает, что золотые предметы составляют один вид. «Повод к этому (то есть к появлению теории Платона) дал Сократ своими определениями, но он во всяком случае не отделил общее от единичного. И он правильно сделал, не отделив их. Это ясно из существа дела: ведь, с одной стороны, без общего нельзя получить знания, а с другой – отделение общего от единичного приводит к затруднениям относительно идей»²⁵. Строго говоря, для Аристотеля не существует объективных универсалий, но существует объективное основание в объектах для формирования субъективных универсалий в уме. Универсальное понятие «лошадь» – это субъективное понятие, имеющее объективное основание в формах-субстанциях.

Истинными субстанциями являются только индивидуальные объекты. Можно ли назвать субстанцией универсальную субстанцию, то есть видовой элемент, или формальный признак, по которому мы относим индивидуальный объект к тому или иному классу? Нет, отвечает Аристотель, мы можем назвать ее только производной от субстанции. Только индивидуальный объект является субъектом предикации и сам не может быть предицирован ничем иным. Виды, таким образом, можно назвать вторичными субстанциями, и это вполне справедливо, поскольку сущностный элемент обладает высшей реальностью, чем единичное, как таковое, и является объектом науки. Таким образом, Аристотель определяет единичное как πρώται ούσίαι (первая сущность), а вид – как δεύτεραι ούσίαι (вторая сущность)²⁶. Здесь Аристотель навлек на себя обвинение в том, что его теория содержит противоречие. Оно заключается вот в чем: по его утверждению, только единичное является истинной субстанцией, а субстанции – предметом изучения науки, значит, истинным объектом науки является единичное. А между тем сам Аристотель утверждал совершенно противоположное – что наука изучает не единичное как таковое, а общее или универсальное. Иными словами, Аристотель учит, что наука изучает субстанции и что единичное – субстанция в первичном смысле, и в то же время он утверждает, что общее – выше единичного и является истинным объектом науки, то есть говорит нечто совершенно противоположное тому, что он утверждал в своих посылках.

Итак, казалось бы, Аристотель противоречит самому себе.