В-третьих, религия как личное переживание человека[1335]
порождает серьезное отношение к жизни и исключает легкомыслие, она есть нечто величавое, значительное и умиляющее. «В религиозном опыте…, — замечает Джеймс, — преобладает торжественное настроение… Божество должно означать для нас… такую первичную сущность, к которой нельзя относиться иначе, чем торжественно, без возможности проклятий или насмешек»[1336]. Иными словами, религия придает жизни оттенок очарования, который не может быть выведен рациональным или логическим путем ни из чего другого. Следовательно, Джеймс суживает традиционное понимание религиозности до радостной религиозности: «Слово „религия4* в моем представлении должно обозначать для нас именно те повышенные эмоциональные переживания, то восторженное настроение, которые, попадая в сферу чистой морали, обречены на увядание и гибель. Оно должно означать новое царство свободы, свободы от всякой борьбы, песнь вселенной…, вечную жизнь, открывающуюся нашим взорам. Такое абсолютное и вечное блаженство мы находим только в религии»[1337]. В-четвертых, для прагматизма ценность религии стоит вне всяких сомнений, ибо, по словам Джеймса, «она получает значение такого органа нашей душевной жизни, который выполняет функции, каких никакая другая сторона нашей природы не сможет выполнить с таким же успехом», а именно: она позволяет нам гармонически приспособиться к невидимому порядку вещей.В-пятых, религиозная Жизнь освобождает от состояния угнетенности и придает уверенность в том, что в конце концов все будет хорошо, дает «ощущение внутреннего мира и гармонии, утверждение жизни,
несмотря на то, что внешние обстоятельства нисколько не изменились»240.Таковы преимущества религиозных верований перед научной рациональностью, для оценки которых Джеймс предлагает исходить из того, как они относятся к нашим моральным потребностям, насколько они отвечают критериям непосредственной уверенности, философской разумности и нравственной плодотворности
241, т. е. ценность религиозных переживаний следует производить по их конечным результатам, их последствиям для нас. Послушаем самого Джеймса: «Значение и ценность религии будет для нас определяться полезностью ее для того человека, который ее исповедует, и полезностью этого человека для всего остального мира. Мы возвращаемся, таким образом к методам эмпирической философии, для которой истинно то учение, которое дает наилучшие практические результаты»[1338]. Как видим, эта точка зрения вполне согласуется с требованиями «принципа Пирса», с позиции которого все метафизические атрибуты Бога лишены всякого конкретного значения и достоверности[1339] [1340], в то время как «так называемые моральные атрибуты имеют в прагматическом отношении совершенно иной характер. Они вызывают в нас страх или надежду и являются основанием для праведной жизни. Таким образом, так называемая „живая религия44 трактуется Джеймсом крайне прагматически, именно в ней, по его словам, обнаруживается эгоистическая природа человека: „Центром, вокруг которого вращается религиозная жизнь… является забота человека о своей личной участи… В наше время, как и в глубокой древности, религиозный человек… познает божество в глубоко личных,// 244
эгоцентрических переживаниях».
Изложенное выше психологическое обоснование религии
Джеймсом образует основу его прагматистской концепции истины, которой он посвятил целую главу в своем программном труде по прагматизму. Исходной точкой в этом плане является классическое понятие истины, данное еще Аристотелем как соответствия наших представлений действительности.Однако в отличие от расхожего мнения, вкладывающего буквальный смысл в это определение (истинное представление должно воспроизводить, копировать соответствующую действительность), прагматисты пытаются связать н истину с нашей действительной жизнью: «какая-нибудь мысль „истинна"; постольку, поскольку вера в нее выгодна для нашей жизни… поскольку! мысль полезна, она хороша
»[1341]. То есть прагматисты в лице, прежде всего, Джеймса в традиционное соответствие представлений действительности | привносят специфический смысл: истинное представление есть служение его нашему благу. «Истинным, — замечает в этой связи Джеймс, — назы- ; вается все то, что оказывается благом в области убеждений.., если бы в истинных идеях не было ничего хорошего для жизни…, то никогда не сложилось бы и не приняло характер догмы распространенное мнение, что ис- L тина божественна и драгоценна…»[1342] Поэтому, заключает Джеймс, «истина — то, во что было бы для нас лучше верить»[1343].