История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Теперь вполне очевидным становится смысл прагматического «соответствия» наших идей действительности: обладание бесценными орудиями действия, позволяющими вывести практические следствия наших идей для удовлетворения наших жизненных потребностей. Обладание такого рода идеями, т. е. истинными идеями, оказывается совершенно необходимым при известных обстоятельствах, что делает нашу веру в них активной. В таком случае мы можем сказать, замечает Джеймс, что «она (истина — И. Ш.) полезна, ибо истинна», или что «она истинна, ибо полезна»[1344]. Такая идея полезна, ибо она осуществила свое назначение в опыте, т. е. привела к оптимальным результатам при решении проблемных жизненных ситуаций. «Когда какой-нибудь элемент опыта, — продолжает далее Джеймс, — …внушает нам истинную мысль, то это означает лишь, что мы позже или раньше сумеем с помощью этой мысли войти в конкретную обстановку опыта и завязать с ней выгодные связи»[1345], сможем выработать образ действия, который пригоден во всех обстоятельствах и нигде не наталкивается на сопротивление. Но если при решении определенной проблемной ситуации мы имеем в своем распоряжении различные теоретические знания, совместимые со всеми известными нам истинами, то тогда мы выбираем одно из них на основании чисто субъективных соображений с учетом критерия «изящества» или «экономии». «Тот, кто из двух одинаковых теорий, — пишет Джеймс, — выбрал бы более сложную, обнаружил бы, дурной научный вкус" …Истина в науке — это то, что дает нам максимально возможную сумму удовлетворений (включая сюда и требование вкуса)…»[1346] И далее: «Истинное… — это просто лишь удобное… в образе нашего мышления, подобно тому, как „справедливое" — это лишь удобное в образе нашего поведения»[1347]. Однако то, что истинно или удобно для этой ситуации может оказаться совершенно не пригодным для другого опыта. Поэтому «абсолютно» истинного не может быть, можно говорить лишь об относительно истинном в силу ограниченности человеческого опыта.

Из всего вышеизложенного ясно, что в контексте прагматизма традиционное выражение «соответствие идеи действительности» само по себе ничего не значит. Разумеется, действительность есть, есть и идея этой действительности, но говорить об истинности или ложности этой идеи бессмысленно. Идея просто есть, сама по себе она не может быть ни истинной, ни ложной, таковой она становится лишь в процессе ее применения для решения вопроса о ее последствиях (благоприятных или неблагоприятных) для достижения поставленных нами целей, ее способности работать на нас, приносить удовлетворение. Но поскольку практические последствия идеи могут иметь место только в будущем, то бессмысленно говорить об истинности или ложности идеи до факта обнаружения последствий.

Таким образом, в рамках прагматизма идеи приобретают лишь инструментальное значение и не несут в себе никакой гносеологической нагрузки, т. е. идеи как истина оказываются, по сути, категориями утилитаристской этики, включенными в познавательный процесс.

   11.4.3.3. Инструментализм Дж. Дьюи

Третий видный представитель прагматизма — Джон Дьюи, оказавший наибольшее влияние на духовную ситуацию США первой половины XX столетия. Как философ-прагматист Дьюи, вслед за Пирсом, намерен решить проблему метода науки посредством его логической реконструкции. Этому вопросу как раз и посвящена его известная работа «Как мы мыслим?» (1910)[1348].