В целом можно сделать вывод, что герменевтические идеи являются самыми «модными» в современном способе философствования. Сам факт $ их широкого распространения в современной культуре свидетельствует об актуальности и общезначимости поставленных герменевтикой проблем[1469]
, а о продуктивности и эффективности предложенных ею решений можно н судить по всё более широкому использованию герменевтических устано- 1 вок различными философскими традициями. Кроме того, о значимости! герменевтического мышления свидетельствуют многочисленные споры и дискуссии, развернувшиеся на страницах книг и журналов по герменевтической проблематике. Следует еще упомянуть о том, что в последние тридцать лет в философии и методологии науки прослеживается тенденция! возобновить великий спор о позитивизме, существо которого можно свести | к краткой формуле:Уже при самом поверхностном взгляде на антисциентистскую традицию бросается в глаза ее существенное отличие от сциентизма. Это различие обнаруживается не только в значительном сдвиге в проблемном поле философствования и способе мышления, но даже во внешней форме и стиле философских текстов. Впрочем, за некоторым исключением, в антисциентизме отсутствует традиционная форма философских текстов, что объясняется спецификой обсуждаемых им проблем и стиля мышления. Если философ — сциентист, продолжающий, как правило, мыслить понятиями и категориями классики, т. е. научно (национально), как автор текста представлен лишь опосредованно, он находится как бы за текстом, в лучшем случае, автор предстает перед читателем лишь своим разумом, то философ-антисциентист, делающий ставку на не-разум, не-науку (волю, интуицию, веру и т. п.) как автор текста выступает вр всей своей непосредственности и живой целостности. Читатель как бы живет в мире чувств и настроения автора, охватившего его «здесь-и-теперь», он вступает в его внутренний мир, единяясь с ним. В целом читатель имеет дело с мыслями и чувствами, навеянными автору «здесь-и-теперь», с состоянием его духа, чувств, настроения, с всплеском эмоций, потоком его мыслечув- ствования. Разумеется, человек не способен вернуться к охватившим его когда-то мыслям-чувствам и воспроизвести их заново. Такая разорванность мыслей — чувств (мысле-чувствования) и обуславливает разорванность, фрагментарность, бессистемность текстов антисциентистов. Этим, вероятно, можно объяснить форму и стиль изложения своих мыслей философами- антисциентистами: фрагмент, афоризм, бессистемность; формы, которые, как справедливо заметил Ж. Делёз, «сами по себе подразумевающие новую концепцию философии, новый образ и мыслителя, и мысли»[1471]
. Такой образ мыслителя и мысли являют собой философы-досократики, мышление которых имело в своей основе единство мысли и жизни, что означает: образ жизни внушает манеру мысли, «мысльВсё это говорит о том, что мотивы и дух способа философствования антисциентистов определяются во многом не только духом эпохи, времени, в котором они живут, но и особенностями их личности, характеров, жизни и судьбы. Бесспорным является тот факт, что у многих философов- антисциентистов истории жизни и судьбы схожи во многом. Вспомним хотя бы жизненную драму Паскаля, Кьеркегора, Шопенгауэра[1473]
, Ницше. Их философия — это истории их жизни и судьбы. Прав был Фихте, сказав: «Каков философ, такова и его философия». К этому я добавил бы еще: какова жизнь, таков и философ.Отсюда очевидно, что при рассмотрении философии представителей антисциентизма обращение к истории их жизни, фактам биографии оказывается логически необходимым. Разве можно понять пессимистические мотивы философии Паскаля, Кьеркегора, Ницше, в какой-то мере и Шопенгауэра, оставаясь по ту сторону их жизни, мира чувств и эмоций. Видимо, лишь через сопереживание их внутреннего мира, состояния души, всплеска эмоций, раскрывающихся на страницах их книг, можно прикоснуться и приобщиться к тайнам и кладези их мудрости.