История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Острие кьеркегоровой критики Гегеля было направлено прежде всего против идеи построения философской системы как законченной конструкции, полагая, что такая система бытия невозможна. Кроме того, он не принял гегелевскую идею тождества логики и диалектики, считая их несовместимыми. Но главный упрек, который Кьеркегор бросает Гегелю, заключается в игнорировании им конкретного человека, его духовного, внутреннего мира. Царству гегелевской исторической необходимости, в котором живой целостный свободный индивидуум превращается в марионетку абсолютного духа, он противопоставляет царство свободы, в котором «внутренняя душевная жизнь индивидуума принадлежит ему одному, и никакая история, в частности, никакая всемирная история вообще не должна касаться этой области, составляющей на радость или на горе его вечную и неотъемлемую собственность. В этой-то именно области и царствует или-или, но ею-то как раз философия не занимается»[1657].

Таким образом, в отличие от Гегеля центром кьеркегорова мироздания является человек, обращенный внутрь себя, т. е. гегелевская действительность как инобытие идеи вытесняется кьеркегоровой экзистенцией, означающей человеческое существование.

Исходным пунктом человеческой жизни датский мыслитель считал необходимость выбора человеком самого себя, ибо «главная задача человека не в обогащении своего ума различными познаниями, но в воспитании и совершенствовании своей личности, своего „я“[1658]. Стало быть, выбор сам по себе имеет решающее значение для внутреннего содержания личности: делая выбор, она вся наполняется выбранным, если же она не выбирает, то чахнет и гибнет. И хотя понятие выбор — понятие этическое, всё же выбор в понимании Кьеркегора — это не есть выбор между добром и злом. Кьеркегорово „или-или“ обозначает главным образом не выбор между добром и злом, но акт выбора, благодаря которому выбираются или отвергаются добро и зло вместе». То есть суть дела не в самом выборе, а в желании выбрать, не так важно сделать правильный выбор, как сделать его с решимостью, страстью. В таком выборе, по Кьеркегору, личность проявляет всю свою силу и укрепляет свою индивидуальность, проявляет свою свободу воли, становится самой собой. Даже самый ничтожный человек есть личность, если он делает выбор, ибо сам акт выбора есть стремление быть самим собою. ^

Основное средство самоосуществления человека в жизни — отчаяние: «жизнь, в сущности, отчаяние»⁵⁶⁷, которое понимается Кьеркегором как подготовительный душевный акт, требующий серьезного напряжения и сосредоточения всех сил души. Именно в отчаянии человек одерживает истинную победу над миром, схватывает истинную сущность жизни, познает самого себя, проникается любовью к человечеству и к жизни. В отчаянии человек обретает себя как личность. Поэтому следует выбирать отчаяние, которое «само по себе есть уже выбор, так как не выбирая, можно лишь сомневаться, а не отчаиваться; отчаиваясь, уже выбираешь, и выбираешь самого себя»⁵⁶⁸. В этом требовании выбора отчаяния датский мыслитель усматривал стержень, нерв своего мировоззрения.

В отличие от философов, — каковым, кстати, наш герой никогда себя не считал — полагавших сомнение в качестве начала мышления, Кьеркегор выбирает отчаяние, ибо, по его словам, «сомнение — отчаяние мысли; отчаяние — сомнение личности», т. е. отчаяние охватывает всю человеческую личность, сомнение же — только область мышления. И если для сомнения нужен талант, которым не все обладают, то «отчаяние вообще в воле самого человека, и, чтобы воистину отчаяться, нужно воистину захотеть этого… решившийся на отчаяние решается на выбор, т. е. выбирает то, что дается отчаянием — познание себя самого как человека, иначе говоря, — сознание своего вечного значения»[1659].

Стало быть, выбирая, человек познает себя как абсолютное, абсолют, который есть не что иное, как сам человек, в своем вечном значении. А это значит, что исходной точкой для достижения абсолюта является не сомнение, а отчаяние. «Выбирая абсолют, — отмечает в этой связи Кьеркегор, — я выбираю отчаяние, выбирая отчаяние, я выбираю абсолют, потому что абсолют — это я сам; иначе говоря: выбирая абсолют, я выбираю себя; полагая начало абсолюту, я полагаю начало себе»[1660] [1661]. Именно я сам, абсолют и может быть абсолютным предметом выбора. А поскольку конкретным выражением человеческого «я» выступает свобода, делающая его тем, что он есть, то фактически в акте выбора мы выбираем свободу.