; ЛОСОфиИ»
[1817].Есть ли это ее недостаток? Напротив, как представляется, художественная форма русской философии — это не ее недостаток, а преимущество. Западноевропейской философии, имевшей в своем распоряжении развитый понятийный философский аппарат, проще было разрабатывать и разрешать фундаментальные философские вопросы. Русской философии же, в типичной литературной форме которой, по словам С. Л. Франка, «отразилась юношеская непосредственность, так сказать, внешняя незрелость русского духа»[1818]
, для разрешения великих философских вопросов приходилось схватывать всеобщность сущего посредством художественных образов. Иными словами, она была вынуждена выражать абстрактное через конкретное, что, безусловно, требует неимоверных усилий и большого искусного мастерства. Именно потому своей вершины русская философская мысль достигает не в философии как таковой, а в великой русской литературе, которая есть величайшее творение русского национального духа. А величайшим его творцом, величайшим русским метафизиком и наиболее экзистенциальным был Ф. М. Достоевский (1821-1881), в котором вся русская философия. Его величие в том, что он наиболее тонко уловил и выразил позицию русского духа в области душевного как «духа симфонической соборности»[1819]. Именно Достоевский показал, что проникнуть в тайны и темные бездны человеческой души, в его бесконечные глубины можно лишь на пути метафизического постижения бытия как такового. Таким же метафизическим духом было пронизано и лирическое творчество поэта-мыслителя Ф. Я. Тютчева (1803-1873).Поскольку русская мысль была более религиозной философией, чем богословием, то она была религиозно направленной и обоснованной. Но ее религиозность следует понимать не как личную религиозность русских философов, а как религиозность первопринципа их способа философствования. И как таковая она существенно антирационали- стическая и антисхоластическая. И хотя русское мышление абсолютно антирационалистично, это отнюдь не значит, что оно иррационалистич- но, оно — эмпирично. Но его эмпиризм особый, он принципиально отличается, например, от английского эмпиризма, для которого опыт идентичен с чувственной, непосредственной данностью, очевидностью. Для русского мышления же опыт есть прежде всего живой, жизненный опыт,
получаемый посредством сопереживания в себе данных чувственного восприятия. Стало быть, предмет осваивается не внешним образом, а в его живой целостности, достигаемой посредством его сопереживания, которое понимается как особое интимное, физиологическое состояние субъекта познания. Так, один из самых оригинальных русских философов В. В. Розанов (1856-1919) считал, что истина, истинное знание — то, чем можно умиляться и любоваться, а ложь — это холод, голод, пустынность. Даже Бог как верховная истина познается «физиологически»: «Бог есть самое теплое для меня. С Богом никогда не скучно и не холбдно»[1820].Стало быть, постижение бытия не возможно посредством ни чувственного восприятия, ни рационального мышления. Для подступа к сущему необходимо внутреннее
свидетельство бытия, являющее себя в непосредственной очевидности, в мистическом проникновении. Только таким путем возможно достичь подлинного знания, пронизанного жизненностью. Это истинное, полное знание один из первых теоретиков славянофильства И. В. Киреевский именовал «живознанием», противопоставляя его традиционному абстрактному познанию.С понятием жизненного опыта, живознания С. Л. Франк связывает другую характерную черту русского мышления как тяга к реализму,
точнее, к онтологизму. Онтологизм проявляется в том, что русская философия, в отличие от новоевропейского гносеологизма, утверждает принципиальную обусловленность гносеологии онтологией. В этой своей направленности русская философия выступила с притязанием преодолеть рационализм европейской философии, декартовское «cogito ergo sum» и утвердить взамен него путь от «sum» к «cogito». А это значит, что прежде чем что-то познать, необходимо быть. Именно через это совершенно непосредственное и первичное бытие и постижимо всякое бытие. Стало быть, человек познает постольку, поскольку он сам есть, что он постигает бытие через реальное укоренение в него, которое возможно сквозь призму жизненного опыта. То есть реальная связь между «я» и бытием осуществляется через жизнь. Отсюда понятно, почему понятие жизненного опыта как основы подлинного знания тесно связано с онтологизмом. Согласно последнему, бытие открывается лишь целостной жизни духа, лишь разуму, органически соединенному с волей и чувством, как любил говорить А. С. Хомяков, «волящему разуму» и «разумной воле».