История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

В свете этого принципа истинно добрым можно признать только то, что само по себе хорошо и потому во всех случаях сохраняет свой добрый характер, никогда не становясь злом. Поэтому подлинным основанием нравственности как добра в области человеческих отношений может быть только такое данное, из которого выводится общее и безусловное правило дл этих отношений. Такова, по Соловьеву, именно жалость по отношению к нам подобным, ибо жалеть все страждущие существа есть качество безусловно одобрительное. Понимаемый таким образом, данный принцип находит свое окончательное выражение в следующей формуле: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобою самим»'[1956]. По сути, принцип альтруизма требует жить для других, помогать по возможности всем и служить чужому благу как своему собственному.

Итак, первая часть трактата — «Добро в человеческой природе» — это нравственность на ступени своей первичной и фактической данности, на ступени того, что дается непосредственно, нравственность в своих первичных данных. Ясно, однако, что нравственная данность в той человеческой природе, которая существует фактически, не находит своего завершения. Как справедливо отмечает А. Ф. Лосев, «нравственная область в человеке доходит самое большее до степени нравственного долга»[1957], который то выполняется, то не выполняется. Рассматриваемая через призму нравственного долга, человеческая нравственность доходит до понятия нравственной цельности* целостной жизни. Как раз в рамках целостной жизни, возникающей в результате исполнения нравственного долга, и совершается переход к сфере надчеловеческой нравственности, которая является предметом рассмотрения второй части трактата — «Добро от Бога».

Хотя в человеческие природе заложены необходимые основания для утверждения добра, вместе с тем нельзя не видеть, что добро пребывает в постоянной борьбе со злом. Стало быть, добро имеет относительный характер, отсюда нравственность должна располагать безусловным началом.

Говоря о религиозном начале нравственности, Соловьев связывает его с религиозным отношением детей к родителям, возникающим в первобытном человечестве. Для детей идея Божества впервые воплощается в живом образе родителей. Почитание умерших отцов и предков занимает первостепенное место в развитии религиозно-нравственных отношений. По словам Соловьева, «не страх, а смерть дает человечеству первых богов»[1958]. Стало быть, религия первобытной семьи определяется представлением отца, или ближайшего предка, сначала живого, а потом умершего, имеющего характер Провидения, из которого вытекает для человека нравственные обязанности — почитания, служения, повиновения.

В дальнейшем в ходе исторического развития образуются боги общинные, племенные, пока, наконец, религиозное сознание не достигнет «идеи всеобщего Отца небесного с Его всеобъемлющим Провидением»[1959]. Именно от этой естественной религии получают свою разумную санкцию все требования нравственности.

В своем понимании нравственности Соловьев сходится с Кантом, этическое учение которого он высоко ценит, называя его «Лавуазье нравственной философии»[1960]. Заслугу Канта в этой сфере он связывает с его принципом априорности, утверждающим автономность нравственных законов, а также с его всеобщим категорическим императивом. Согласно Соловьеву, нравственный закон должен иметь безусловную необходимость, т. е. он должен иметь значение безусловно для всех разумных существ. Стало быть, основание его обязательности не может лежать ни в природе того или другого существа, ни в условиях внешнего мира, в которые эти существа поставлены, но это обоснование должно заключаться в априорных понятиях чистого разума, общего всем разумным существам.