История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 1: философия древности и средневековья

И этот же механизм, призванный обосновать возможность обозначения вещей разными понятиями, т.е. возможность их концептуального различения, применяется в схоластике и для уподобления их всех одному и тому же — Богу, божественному бытию в целом. Вещи (помимо формы) обладают еще особой характеристикой — совершенством (точнее, формы вещей отличаются не только по виду, но и степенью присущего им совершенства). “Если кто сомневается, что лошадь превосходнее дерева, а человек превосходнее лошади, подлинно его нельзя назвать человеком”, — пишет Ансельм Кентерберийский [8, т. I, с. 17]. Но вещи могут быть совершенными в большей или меньшей степени лишь потому, что существует абсолютное совершенство, или совершенство в максимальной степени, совершенство как таковое. Относительное совершенство вещи является следствием ее неполного, частичного уподобления абсолютному совершенству, т.е. Богу.

Отношение подобия, связывающее вещь и ее прообраз в божественном уме, совершенство вещи — с божественным совершенством, предполагает сходство (подобие) характеристик, присущих вещи и ее образцу, а также сопоставимость совершенства конечной вещи с совершенством бесконечного бытия. Отсюда, принимая во внимание другую посылку, из которой исходила схоластика, а именно, что сущность вещи без искажения, во всей ее полноте может быть постигнута человеческим разумом, средствами понятийно-рационального познания, вытекает очень важное следствие. Знание Бога о вещи, которое он имеет через созерцание идей, совпадает по своей структуре со знанием, складывающимся о ней в человеческом уме и фиксируемым посредством общего понятия. Но Бог в отличие от человека знает вещь изнутри: его знание есть одновременно творение вещи, в определенном смысле — непрерывное творение, поскольку Бог и после создания поддерживает вещь в ее бытии. Схоластика фактически отождествляет внутренний “облик” вещи, определяемый реально протекающим процессом ее формирования (творческим актом, приводящим вещь к бытию), с тем концептуальным образом, который отображает лишь готовый результат акта творения, причем увиденный с позиции внешнего наблюдателя, не участвующего в творческом акте и не способного постичь, как этот акт происходит. Акт творения непостижим, — с этим согласны все схоласты. И все же Бог знает вещь именно такой, имеющей тот же самый вид, в каком она предстает в итоге рационального познания.

Понятие, следовательно, схватывает суть бытия вещи, дает полное и адекватное представление о ее реальной внутренней структуре; последняя оказывается абсолютно прозрачной для мысли. Рациональное познание ведет к постижению глубинной, онтологической структуры мира; с его помощью можно достичь последней и окончательной истины в раскрытии сущности вещей, поскольку нет никакого “зазора”, несоответствия между понятийным образом и сущностной структурой реальной вещи. А поскольку сущностная структура вещи представляет собой уменьшенную, менее совершенную копию божественного совершенства, не только конечное бытие вещей, но и бесконечное бытие Бога оказывается доступным рациональному познанию. Доступным лишь отчасти; но эта “часть” весьма велика и важна по своей значимости. В нее входит знание о Боге как о Творце мира; на основании тех предпосылок, которые были только что подвергнуты анализу, Бог в средневековой схоластике рассматривается не только как Творец всех вещей видимых и невидимых (о чем говорится в Священном Писании), но и как Творец рациональной структуры мира. Так как для схоластики внутреннее бытие каждой вещи неотделимо от ее формы, полностью соответствующей некоторому понятию, то творение мира одновременно есть творение определенной онтологической структуры, выделение логических “первоэлементов” бытия (принципы их выделения будут описаны в главе IV). Бог творит и бытие, и логику бытия; в божественном мышлении содержится полнота всех (концептуально постижимых) форм. Более того, он не может, по убеждению большинства схоластов, творить, не сообразуясь с законами логики, не утверждая, самим актом творения, законы рационального мышления в качестве законов бытия. Можно сказать, что Бог, как он понимался в средневековой схоластике, обречен быть логиком. Мало того, что определенные аспекты божественного бытия превратились в предмет рационального анализа и обсуждения, Бог, под пером схоластов, становится законодателем всей рациональной сферы, включающей как мышление, так и бытие.