История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 1: философия древности и средневековья

В чем отличие человека от всех иных существ? Ответ на этот вопрос дан в трактате «Бо ху тун» («Диспут в Зале Белого Тигра»), формально утвердившем ортодоксальную доктрину позднеханьского конфуцианства. Человек — существо, обладающее пятью природными задатками. К таковым относятся: человеколюбие, справедливость, благопристойность, мудрость и искренность. “Жэнь — ‘человеколюбие’ — то же, что бужэнь — ‘не быть жестокосердным’. Это значит быть сердобольным и любить людей. И — ‘справедливость’ — то же, что и — ‘долженствующее’. Это значит ‘выносить решения с должным беспристрастием’. Ли — благопристойность — то же, что и ли — ‘поступать’. Это значит следовать пути и достигать совершенства. Чжи — ‘мудрость’ — то же, что и чжи — ‘знать’. Это значит [иметь] собственное видение и глубокое понимание, когда не впадают в заблуждение, постигают сокровенное, проникают в истинное. Синь — ‘искренность’ — то же, что и чэн — ‘правдивость’. Это значит отдаться всецело [чему-то] одному, не отклоняясь в сторону” [Там же, с. 247].

Нетрудно заметить, что сущностная характеристика человека составлена практически из этических принципов, регулирующих его взаимоотношения с другими членами сообщества. Складывется впечатление, что для китайских философов человек представлял интерес исключительно как существо социальное. Естественно поэтому, что их волновали вопросы о добре и зле, предопределении и свободе воли, судьбе и удаче. Ответы на эти вопросы отличались тем же разнообразием, что наблюдается и в традициях других культур.

Согласно преданию, Конфуций утверждал сущностное единство всех людей, усматривая его во врожденной склонности каждого человека к добру. (Некоторые исследователи, однако, из высказывания, приписывамого Конфуцию о том, что “По природе [люди] близки друг другу, а по привычкам далеки друг от друга”, приходят к заключению, что человеческая природа нейтральна к добру и злу [17, с. 208].)

Более определенен в характеристике человеческой природы как доброй Мэн-цзы (IV-III вв. до н.э.), утверждавший, что именно изначальная доброта делает “однородными” простолюдина и совершенномудрого. “Гуманность, справедливость, благопристойность и разумность не извне внедрены в меня, — писал Мэн-цзы, — они мне исконно (гу) присущи” [Там же, с. 210].

Прямо противоположной точки зрения придерживался главный оппонент Мэн-цзы — Сюнь-цзы (298-238 гг.), настаивавший на том, что “человеческая природа зла; то, что она добра, — искусственное приобретение”. По справедливому замечанию А.И. Кобзева, “за двухтысячелетний период развития конфуцианства — от Конфуция до Ван Янмина — в нем были выдвинуты и разработаны практически все возможные решения проблемы соотношения человеческой природы и добра и зла. Этот факт реального исчерпания комбинаторно возможных ответов на поставленный таким образом философский вопрос свидетельствует прежде всего о том, что внутри традиционной китайской философии шел процесс постоянного развития, в специфической форме постепенного перебора всех допустимых решений тех или иных выдвинутых в древности проблем, а также перебора их всевозможных взаимных комбинаций” [Там же, с. 225].

Проблема добра и зла, как известно, находится в тесной связи с проблемой предопределения и свободы воли. Здесь тоже наблюдается широкий разброс мнений. Довольно типичным для конфуцианства стало представление о существовании Небесного “замысла” в отношении всего сущего, и в первую очередь человека. “Человек, как только он родится, получает великий удел, — гласит трактат сочинения «Чунь цю фань лу». Это — сущность (субстанция) [человека]. [Она включает также] еще и переменный удел” [4, с. 117]. Под великим уделом подразумевается то, что предопределено Небом и над чем человек, естественно, не властен. Переменный же удел связан с тем, что зависит от человека, от его личных усилий. Какова связь этих уделов между собой? Об этом красноречиво говорит тот же Дун Чжуншу: „Небо рождает народ. [При этом] его природа обладает способностью стать доброй, но еще не может стать доброй. Для того чтобы сделать [его] природу доброй, Небо ставит [над ним] государя. Таков замысел Неба. Народ получает от Неба природу, которая не может [сама] стать доброй, и получает от государя поучение, завершающее [становление] природы. Государь наследует и продолжает замыслы Неба, и его предназначение — завершить [становление] природы народа” [Там же, с. 123].

Процитированный пассаж ярко выражает типичные для конфуцианской традиции установки на а) отрицание абсолютного фатализма; б) признание не только возможности, но и, более того, необходимости человеческого усилия и действия, направленных на реализацию заложенных в человеке добрых потенций, т.е. на достижение совершенства, и в) утверждение (в этом сказывается чисто китайская специфика) особого “мандата” правителя в реализации доброй природы человека.