История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 1: философия древности и средневековья

Для развития только что сформулированных принципов своеобразия и единства историко-философского процесса авторы учебника стремились сочетать два подхода, объединение которых — дело весьма трудное, но совершенно необходимое. С одной стороны, мы стремились осмыслить и представить философские идеи каждого исторического периода, региона, каждой страны, каждого направления и мыслителя в их специфике, уникальности, неповторимости. Мы сознательно шли на то, чтобы формы и стилевые особенности нашего анализа философствования в разные эпохи и в разных регионах — например, у древних индусов, китайцев, греков, у мыслителей европейского и русского средневековья, у философов Запада “классической” эпохи Нового времени и “неклассического” XX в. — различались соответственно отличиям друг от друга самих этих типов философии. С другой стороны, в учебнике учитывались все сколько-нибудь значительные влияния и взаимовлияния, взаимодействия традиций, учений, идей. Принимались в расчет единство внутренней логики историко-философского процесса, сходство проблематики, стержневое значение “вечных” вопросов, поднимаемых философами, непрерывный поиск ответа на них на всех “материках” и во все времена философствования.

3. Другая проблемная трудность состояла в следующем. Мы опирались на современные исследовательские достижения истории философии как относительно самостоятельной и почти столь же древней, как философия, дисциплины, учитывались новейшие дискуссии и сочинения историков восточной, западной, русской философии. Одним словом, не покидая почвы научного исследования, мы одновременно считались с жанром учебника, причем такого, объем которого (по меркам, у нас сложившимся) немал, хотя и несопоставим с обширностью и многоплановостью материала. Надо было также иметь в виду, что к учебнику обратятся не только и даже не столько будущие философы, сколько те из студентов, аспирантов, из самостоятельно изучающих историю философии, для кого философия не стала профилирующим предметом. Конечно, это подразумевало доступность, популярность изложения, разъяснение понятий, сосредоточение на самом важном и ярком из того богатства, что накопила философия.

Вместе с тем, хотелось бы сделать оговорку: сколь бы ни стремились мы, авторы, к популярности изложения, философия и ее постижение — дело весьма трудное, требующее от тех, кто ее изучает, самоотдачи, желания вникнуть в ее необычную для других дисциплин внутреннюю логику, в какой-то мере освоить сложный категориальный язык философии, попытаться мыслить, говорить, спорить на этом языке. Некоторая популяризация, к которой авторы стремились, не должна была, согласно их убеждениям, перерастать в упрощенчество. Мы советовались о том, каков уровень знаний и интеллектуального развития наших возможных читателей, и на основе опыта преподавания нефилософам пришли к согласию, что уровень этот в основном достаточно высок.

4. В соответствии с природой философии, уникальностью ее достижений внимание в учебнике сосредоточено на главных проблемах, направлениях и школах, на поистине великих или выдающихся фигурах мировой философской мысли. За недостатком места не станем обсуждать критерии выделения из необозримого горного массива, сформировавшегося за тысячелетия развития философии, самых значительных, самых заметных ее вершин. Удовлетворимся тем, что они, эти вершины, уже возвысились и что они имеют свои обозначения и громкие имена, что культура уже признала их в качестве высочайших точек своего развития. Однако для полноты историко-философских анализа и информации в учебнике иногда вводятся в круг рассмотрения второстепенные и третьестепенные фигуры, что, кстати, означает, что и они внесли в историю философии оригинальный вклад. Но было бы по меньшей мере неразумно ожидать и требовать, чтобы в учебнике ограниченного объема оказались представленными все регионы и страны, все средние и мелкие фигуры. Если бы мы пошли по этому пути, пришлось бы делать не учебник, а словарь, в котором требуется написать обо всем понемногу. Мы же предпочли сосредоточиться на главном, самом значительном и стремились осветить это главное более основательно.