История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 3: философия XIX — XX в.

Далее следует довольно пространный историко-философский очерк, смысл которого — противопоставление понимания любви в европейской философии тому толкованию любви, которое очень важно и для Флоренского, и для российской философии вообще. Истина отождествляется с переживанием личности, но с таким переживанием, которое есть переживание самого бытия. Явленность истины — это существование, “естьность” истины. Явленность истины это и истина, и бытие одновременно. В духе такого же онтологизма должна быть понята, согласно Флоренскому, и любовь. Между тем в европейской философской традиции, возьмем ли мы Лейбница, Вольфа или Мендельсона (идеи которых он разбирает¹²), любовь берется скорее в психологическом аспекте. Это нововременное, “иллюзионистическое”, по выражению Флоренского, понимание, когда речь идет просто об отношении людей. Для Флоренского же, и в этом существо его теологически-философско-космического толкования любви и истины, и акт истины, и акт любви суть акты самого бытия. Они носят совершенно идеальный и в то же время космический характер. Что касается европейской философии нового времени, то она — философия не идеальная, не духовная, а вещная. В ней и любовь превращается в чисто психологическое состояние и ее как психологическое состояние, соответствующее вещной философии, нужно, говорит Флоренский, “отличать от любви как онтологического акта, соответствующего философии личной”¹³. Вернемся, однако, к троичности.

Троичность, троицу Флоренский трактует не только как богословское понятие, но и как всеобщую структуру мира, как онтологическую сущность.

Например, время троично: оно делится на прошлое, настоящее и будущее. Троичность находит свое выражение в том, что в грамматике есть три грамматических лица, что о. Павел, в свою очередь, возводит к троичности семьи (ибо она состоит из отца, матери и ребенка). Флоренский полагает также, что троична личность, так как имеет три направления жизнедеятельности, а именно: телесное, душевное и духовное. И каждое психическое движение трояко по качеству, “так что содержит отношение к уму, воле и чувству”¹⁴. Иными словами, троичность — общеонтологическое устройство, и эта общезначимость должна быть доказана. Но каким образом? Соответствующий задаче метод, согласно формулировке Флоренского (во “Вступительном слове перед защитой на степень магистра”), есть диалектика. Он подчеркивает, что разумеет слово “диалектика” в его широком значении — “жизненного и живого непосредственного мышления, в противоположность мышлению школьному, т. е. рассудочному, анализирующему и классифицирующему”¹⁵. Это не рассуждение о процессе мысли, а сам процесс мысли в его непосредственности или, как выражается Флоренский, “трепещущая мысль”. “В диалектике самое главное целостность. Тут нет отдельных определений, как нет и отдельных доказательств”¹⁶. А что есть? Есть уплотняющийся, все глубже внедряющийся в сущность исследуемого предмета “сгусток проникновений” — совокупность процессов мысли, взаимно друг друга укрепляющих и оправдывающих. Это — как бы луковица, в которой каждая оболочка есть живой слой.

Можно утверждать, что в учении Флоренского диалектике в ее разных ипостасях придается большое значение. Первый ее аспект: рассматривается диалектика противоречий в ее историко-философском ключе. Флоренский считает, что “введение противоречий и любовь к противоречию, наряду с античным скепсисом, кажется, высшее, что дала древность. Мы не должны, не смеем замазывать противоречие тестом своих философем! Пусть противоречие остается глубоким, как есть”¹⁷. О втором аспекте диалектики мы уже говорили: это повсеместное внедрение диалектики антиномий и в чисто богословские, и в философские рассуждения Флоренского (с прямой ссылкой на Канта и поддержкой его учения об антиномиях).