История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 3: философия XIX — XX в.

Особую роль в философии символизма Флоренского играет тонко разработанная философия языка, философия терминов языка, антиномий, учение о строении слова. Здесь немалую роль играет общий подход к диалектике языка, к пониманию его как части символического описания. В этом контексте Флоренский анализирует также и науку. Распространенному пониманию научного знания как отражения действительности, выражения некоторых реальных событий он противопоставляет идею о мире науки как символическом описании. Флоренский одним из первых в европейской философии создал теорию символических форм применительно к науке, утверждая, что “наука есть язык”²². Сведение науки к языку и рассмотрение ее как особого вида языка предвосхищает последующие выкладки европейской философии.

Большую роль в этот исторический период развития философской мысли играет сопоставление науки и философии как областей языкового творчества. “И наука, и философия, — пишет Флоренский, — описание действительности, т. е. язык, тут и там имеющий свой особый закал. Словесная природа как науки, так и философии, — это их общее, родовая стихия их жизни. Но они противоположны и противоречивы в своих устремлениях. Несокрушимым кристаллом хотела бы отвердеть наука; огненным вихрем, ветром вьющимся, коловращением, упругим, как гиростаты, — явит свою определенность философия”²³. Вместе с тем противоположность науки и философии довольно быстро взламывается, они как бы меняются местами. “Наука, жесткая и непреклонная по замыслу своему, на деле, в историческом своем раскрытии, имеет и текучесть и мягкость. Философия же, подвижно-стремительная и гибкая, — такою хочет быть, — не чужда жесткой и догматической хватки”²⁴

И наука, и философия трактуются как определенные модусы языка, но в существе своем, они составляют одно — язык. И для философии, и для науки чрезвычайно важно исследовать антиномии языка. Это Флоренский и делает, обобщая при этом лингвистическую философию своего времени и исторический опыт лингвистики, начиная с Вильгельма фон Гумбольдта. Одним словом, для него чрезвычайно важно собрать все, что есть результат осмысления и исследования языка. А потому, скажем, поэзия символизма, ее эксперименты, эксперименты футуристической поэзии языка, — все не проходит мимо Флоренского. Он не оценивает их специально, но для него очень важно, что идет сложная игра со словами — словотворчество²⁵. “Опыты” А. Крученых и В. Хлебникова воспринимаются и как свободное исследование, расширяющее возможности нашего понимания языка.

Не только языковые новшества российских футуристов, но и все, что делается в литературе, в грамматике, в языковедении привлекает внимание Флоренского. Это делает его одним из самых замечательных специалистов начала XX в. в области философии языка, что было не вполне обычно для философствующего богослова. “Язык, — говорит Флоренский, выражая свою любимую идею, — антиномичен. Ему присущи два взаимоисключающие уклона, два противоположные стремления”²⁶. И поэтому необходимо исследовать именно антиномичность терминов, напряженность словесной антиномичности. Предмет исследования здесь — полюса речи, антиномичность всего, в чем состоит специфика слова, с одной стороны, а другой, его значение как некого символа, как одной из символических форм. Ученый-лингвист, Флоренский вместе с тем никогда не забывает о чисто богословских проблемах (о чем свидетельствуют его сочинения, например “Имяславие как философская предпосылка”).

Таковы основные идеи замечательного философа, богослова, ученого, выдающегося представителя российской культуры Павла Александровича Флоренского.

ЛИТЕРАТУРА

¹Игумен Андроник (Трубачев), Половинкин С. М. Флоренский // Русская философия. Словарь. М., 1995. С. 586

О жизни и сочинениях П. Флоренского см. также: Иеродиакон Андроник (Трубачев). Основные черты личности, жизни и творчества священника Павла Флоренского // Журнал московской патриархии. 1982. №4; Половинкин С. М. П. А. Флоренский: Логос против хаоса. M., 1989; Хоружий С. С. Философский символизм Флоренского и его жизненные истоки // Историко-философский ежегодник’88. М. 1988; Хоружий С. С. О философии священника Павла Флоренского // Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. И., 1990. T. 1 (I) С. VIII.

²Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. T. 1 (I). С. 483

³ Там же. С. 483-484.

⁴ См.: Там же. С. 485, 486.

⁵ Там же. С. 487.

⁶ Там же. С. 488.

⁷ Там же. С. 489.

⁸ Там же. С. 15 — 16.

⁹ Там же. С. 23.

¹⁰ Там же. С. 75.

“Там же.

¹² См.: Там же. С. 76—77.

¹³ Там же. С. 83.

“Там же. T. 1 (II) С. 597.

¹⁵ Там же. С. 822.

¹⁶ Там же. С. 823.

¹⁷Там же. T. 1 (I). С. 157.

¹⁸Там же. Т. 1(11). С. 825.

¹⁹Там же. Т. 1(1). С. 327.

²⁰ Там же. С. 350-351.