История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Павел — первый из государей подумал о введении у нас общего и единого для всех закона. Его царствование является поэтому переходом от правления личностей к правлению закона. Другим его желанием было, чтобы лица, которым вверена участь масс, сами являлись образцовыми для подчиненных. Хотя в военном мире процветали «парадомания» и «экзерциция», но и здесь Павел Петрович руководился лучшими побуждениями. Его представление о службе проникнуто было возвышенными чувствами. Отпечаток рыцарских понятий легко наблюсти во всех его действиях. Служба, по его мнению, должна заключать в самой себе награду. Службу в передней, службу-пляску он не выносил. Павел I потому привязался к военному делу, что оно представлялось ему прежде всего школой благородства и рыцарства.

Сухопутная армия была разделена на. 11 дивизий. Третьей дивизией была Финляндская, и ею командовал генерал от инфантерии Каменский. При ревизии она оказалась не в особом порядке, и Павел не остановился перед тем, чтобы объявить замечание всем генералам финляндской инспекции. Он отказался признать их даже посредственными, а пока они «будут таковы, везде конечно и всеми будут биты».

Павел Петрович, вступив на престол, — как утверждает Ростопчин, — обнаружил желание «быть любезным». Французский посланник Сегюр усмотрел в нем желание нравиться. Отсюда проистекло его стремление восстановить привилегии. Это вполне подтверждает барон Гейкинг в своих воспоминаниях.

Барон рассказывал, что на одном «petite entrée» Павел обратился к нему с вопросом: «довольны были бы ваши земляки, если бы восстановить их прежние судебные порядки?» Гейкин, конечно, ответил, что такое возвращение вызовет среди них восторг. «Чтобы успокоить сердца курляндцев, — сказал Павел, — вы можете сообщить, что я им отдам назад их прежние судебные учреждения». В другой раз, говоря с Гейкином о поляках после того, как он дал им свободу от плена, Павел сказал: «Я надеюсь, что господа поляки мной довольны». Приведя эти извлечения из записок барона Гейкина, профессор А. И. Корсаков продолжает: «Очевидно, что Павел, оказывая милости присоединенным к России провинциям, желал привлечь к себе любовь их, но он не додумался до того, что эти милости если и вызовут с их стороны чувства любви и благодарности, то только лично к нему, для России же станут источником того отчуждения, которое в течение целого столетия заставляло их, как волков, глядеть к лесу».

«Мелочность и формалистика прусского солдатства, привитые Павлом нашей армии, и восстановление самоуправления в сказанных провинциях, оставившие в России такие глубокие и продолжительные следы, были несомненно самыми крупными ошибками его царствования».

При Петре В. и Екатерине II политические интересы России не предавались забвению. Они не терялись из вида даже в периоды Бироновщины, т. е. особенно раболепного преклонения перед иностранцами. Двор Екатерины II говорил по-французски, но мыслил по-русски. Екатерина помнит, что она не «императрица лифляндская». её «секретнейшее наставление генерал-прокурору кн. Александру Вяземскому — плод национальной государственной мудрости».

Правда, управлялись провинции недостаточно радиво, вследствие малого нашего знакомства с их прошлым и их законами.

Известный писатель, Ив. Ив. Дмитриев, рассказывает в своих записках, что, назначенный при императоре Павле I обер-прокурором 3-го департамента Сената, он почел своим долгом прежде всего ознакомиться с теми законами, какими департамент этот руководствуется, и тогда оказалось, что «Третий сената департамент, кроме великороссийских законов, руководствуется, по делам польских губерний и Малороссии, Литовским статутом, Магдебургским правом и разных годов конституциями; остзейских провинций и Финляндии — Шведским земским уложением; а по Курляндии — особенными постановлениями, не помиио под каким названием. Из всех же оных законов переведены были на русский язык только Земское уложение, Литовский статут и Магдебургское право; но переведены едва ли словесником, в верности никем не засвидетельствованы, переписаны дурным почерком, без правописания, от долговременного и частого употребления затасканы и растрепаны, прочие же хранились в оригиналах. Но обер-секретари не могли ими пользоваться без пособия переводчика, ибо заведовавший польские дела не знал польского языка, а остзейских провинций и Курляндии — ни немецкого, ни латинского».