История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

В местной изящной литературе фигура Спренгтпортена лишь однажды выступила в образе Дон-Жуана в произведении Якова Аренберга «Роялисты и Патриоты» (Rojalister och Patrioter,1902 г.). Аньяльский заговорщик Йегергорн, указывая на обожаемого финляндской молодежью генерала Спренгтпортена, поучал юного офицера, что в лице Спренгтпортена ожидается отечественный Вашингтон, который возьмет в свои руки политику края. Но так говорил Йегергорн, человек, отмеченный клеймом изменника. Далее внимание Як. Аренберга привлекает следующая картина: Спренгтпортен, стоя на яхте, восхищается красотами своей родины. Из. его восторженного гимна вытекает, что Финляндия несравненно прекраснее Голландии и Франции. — «Да, генерал прав, — замечает другой из патриотов, — Финляндия чудесна. Неужели эта прекрасная и богатая страна не добьется той самостоятельности, которой она заслуживает. Неужели достойный финн не может сам управлять любимой страной, тогда как он умеет — что несравненно труднее — из года в год защищать ее в кровавых войнах. Если бы ему было предоставлено, под покровительством могущественных соседей, свободно распоряжаться ею, то страна была бы избавлена от необходимости являться, в каждый человеческий возраст, местом схваток прихотей единодержавных правителей и их честолюбия, по собиранию лавров для собственного храма славы. — Бедный крестьянин, который в поте лица и в тревоге пашет свою землю для получения скудного пропитания, не опасался бы, что венцом его труда будут сожженные избы и дети, умерщвленные на поднятых им полях... Финн сам должен быть хозяином в своем доме... Необходимо покончить с тиранией. Древо свободы должно когда-нибудь быть посажено на этой земле»...

Таковы отношения финляндцев к учению и личности Спренгтпортена.

В остальных частях настоящего труда мы старались подробнее развить те события, которые оставались до сих пор менее известными, и дать посильный очерк финляндской культуры конца XVIII столетия.

Наибольшую, помощь оказали нам: капитальный труд K. Т. Однера («Политическая история Швеции в период правления короля Густава III» —1903 год), лекции B. Ф. Головачева (Действия русского флота в войне со шведами в 1788-1790 гг.) и исследование К. Тигерстедта об Аньяле и Спренгтпортене (Göran Magnus Sprengtporten. — Anjala förbundet). K. Однер дал возможность осветить запутанные причины войны 1788 г. и сложную личность Густава III. Труд В. Ф. Головачева, сплошь основанный на архивных первоисточниках, помог нам представить вполне правдивую картину морских эпизодов, игравших первостепенное значение в войне 1788-1790 гг. Вторая часть прекрасной монографии профессора К. Тигерстедта, которой мы пользовались при описании Аньяльский конфедерации, все еще остается неизвестной в России. Я. К. Грот и К. Ф. Ордин имели случай познакомить русских только с первой половиной работы Тигерстедта. Мы пытались исчерпать вторую.

«Письмо, — сказал кн. Вяземский, — это самая жизнь, которую захватываешь по горячим следам». Письма и записки дышат и трепещут истинной жизнью. Помня это, мы, где возможно было, придерживались указаний современников, обильно пользуясь их письмами, дневниками и указаниями. В этом отношении нам посчастливилось. Показания очевидцев и современников настолько обильны, что некоторые события могли быть почти сплошь рассказаны их словами по запискам и воспоминаниям Храповицкого, Грибовского, Гарновского, П. В. Чичагова, Сегюра, Ланжерона, Тучкова, гр. К. Стедингка, Экмана, Хохшильда, И. А. Эренстрема, Sillen’a, а также по письмам и документам, напечатанным в «Сборниках И. Р. Ист. Общ.», в «Материалах по истории русского флота», в монографии Е. Тегнера о Г. М. Армфельте и др.

Достоинства записок названных русских авторов — общеизвестны. Особое место среди этих воспоминаний занимает в данном случае дневник А. В. Храповицкого. Состоя личным секретарем Императрицы и являясь иногда во дворец по несколько раз в день, он был свидетелем не только официальных распоряжений, но и тайных дум и волнений Монархини. Ему она давала разные поручения, с ним не раз советовалась и беседовала, от него не скрывала даже своих сердечных дел. Дневник Храповицкого изобилует отметками, относящимися к войне 1788-1790 гг. Наиболее богат ими первый период боевых столкновений. Императрица и её двор с большим вниманием и волнением следили за наступлением Густава III, чем за победами Потемкина над турками. И не удивительно: Петербургу грозила весьма серьезная опасность, которой он избежал лишь вследствие ряда случайностей. Дневник Храповицкого с точностью хорошего барометра отражает малейшие колебания военной и политической атмосферы, почему почти все его записи неизбежно находили себе место в описаниях историков, касавшихся событий 1788-1790 гг. Нам отметки Храповицкого также сослужили роль путеводной звезды.