Впрочем Мы, с Нашей стороны, для большего удостоверения государственных чинов Княжества Финляндского в том, что всемилостивейше данное Нами им обещание свято соблюдено и исполнено будет, готовы заверить его самыми формальными удостоверениями и положительными доказательствами, какие они только сами пожелают. Но если же, вопреки всем справедливым ожиданиям, сие Наше доброе расположение и благое намерение не будет с готовностью принято Княжеством Финляндским, и жители оного, из неуместного упрямства, станут при настоящей войне враждебно действовать противу Нас и Наших войск, и будут чем бы то ни было помогать шведской армии, то Мы, хотя и противу Нашего желания и склонности, будем вынуждены приказать разорить эту страну огнем и мечем. О чем Мы для надлежащего сведения и руководства, всех и каждого чрез сей Наш манифест опубликовать приказали.
Дан в Москве 18-го марта 1742 года.
ЕЛИСАВЕТ».
Препровождая этот манифест к своему главнокомандующему, Императрица писала: «Понеже мы причину имеем уповать, что чины и обыватели Герцогства Финляндского в продолжение нынешней войны, будучи они первые такому великому разорению и опустошению подвержены, не охотно видеть и для того к принятию тех способов, чрез которые от такого бедства и притерпения освобождены быть могут иногда еще склонны будут. А шведы чрез такое финляндцев от них отступление без сомнения не мало отревожены быть могли б, того ради мы не бесполезно быть рассудим!, что, при нынешнем вновь выступлении войск наших в Финляндию, тамо в народе некоторый манифест опубликовать, и через оный тамошних обывателей о нашей протекции и благоволении, ежели от шведского подданства освободиться и в неприятельских действиях и поступках против нас никакого участия не взять, но в тихости и в покое себя удержать хотят, — обнадеживать. Мы оный манифест здесь сочинили в такой силе как (слово неразборчиво) приложенного при сем экземпляра купно с переводом, усмотрите, вы имеете приказать оный манифест в С.-Петербурге на швецкий и финляндский язык, к чему иногда полициймейстерской канцелярии советник Гехт, да сенатский секретарь Крон, или кого вы еще к тому за способного найдете употреблен быть может, — перевесть, потом как на сих двух языках, так и на немецком по приложенному при сем переводу при Академии Наук тайно напечатать. И напечатанные экземпляры через приличные и удобные по вашему рассмотрению и старательству способы надлежащим образом в шведской Финляндии между обывателями также при шведской армии обнародить и публиковать. Вы сами наилучше знаете, каким образом в том поступить и какие в том способы употреблять и для того произведения того дела вашему попечению рекомендуем, а ежели сей манифест желаемо действо возымеет и финляндцы на учиненное им предложение поступая к Вам с какими требованиями отзовутся, то вы по обстоятельствам дела и по усмотрению истинного им в том намерения всякое потребное защищение и вспомоществование во всем, ежели к наилучшему получению нашего при том намерения служить может им показывать, а при том сюда и к нам обо всем происходящем всегда доносить имеете, еже все наипаче вашему радетельному распоряжению и доброму искусству передаем. И токмо сие еще прибавить имеем, что сие дело до времени и до воспоследуемой публикации как собой разумеется, в тайне содержано, следовательно при переводе и напечатании оного манифеста потому же поступлено быть имеет, и Мы прибываем вам впрочем Императорской милостью благосклонны. Дан в Москве марта 20 дня 1742 г. Подпись: Елизавет.
Для правильного толкования, мы привели в дословной передаче два важнейшие документа того времени.
Мысль об отторжении Финляндии от Швеции возникла, как мы видели, в Стокгольме. Ее подсказали шведы партии шапок. Русское правительство, восприняв внушенную мысль, рассчитывало на недовольство финнов шведским режимом. Кроме того, эта мысль сама по себе являлась для русских вполне естественной. На нее наводила близость Финляндии, которая к тому-же географически была более связана с Россией, чем со Швецией.
Коллегия иностранных дел предписала адмиралу Головину (3 мая 1742 г.) напечатать манифест в типографии Академии Наук, в количестве тысячи экземпляров, на финском, шведском и немецком языках и возможными способами распространить его среди населения. Ясно, что русское правительство, прибегая к обещаниям, изложенным в манифесте, желало повлиять на финнов и притупить острие их враждебности к России. Это обыкновеннейший прием военного времени и с этой точки зрения прежде всего необходимо оценивать манифест. Правительство хотело задобрить население края, в котором приходилось воевать русским.
Манифест составили в марте. В июне фельдмаршал Ласси перешел границу. Дойдя до Гельсингфорса, он распространил среди финских войск сведенья о намерении Императрицы устроить герцога Голштинского князем самостоятельной Финляндии. Весть об этом, впрочем, опередила его. Манифест распространился по стране с редкой быстротой. Головин отпечатал еще 2.000 экз.