История Foyles. Книготорговец по случаю

На школьных каникулах мы непременно приезжали в аббатство и оставались здесь на неделю, чтобы подчиниться ритму жизни Уильяма: по пятницам он всегда ездил в магазин. Foyles, который к тому времени занимал более 5500 квадратных метров по обе стороны Манетт-стрит и был одним из самых больших книжных магазинов в мире, дома всегда называли просто «магазин». В полдень, после нескольких часов в магазине и ланча в Trocadero, мы встречались в кабинете Уильяма, а оттуда спускались в товарный двор, где дедушку ждал его шофер Джо Литтл с машиной. Он вез нас через Ист-Энд на Саутенд-роуд, где мы всегда останавливались в пабе «Золотое руно». Себе Уильям заказывал пинту пива, нам — фруктовый сок Britvic, водителю, который ждал в машине, — полпинты пива.

Кен Лэнгли, хозяин паба, во время войны был летчиком-истребителем и часто развлекал нас историями о своем боевом прошлом. Он рассказывал, как на своем «спитфайре» настигал летающие бомбы «Фау-1», чтобы поддеть их кончиком крыла и перевернуть в воздухе. Когда я пишу эти строки, я вспоминаю, что по тогдашним законам Кен не мог продавать спиртное после полудня, а значит, он был готов слегка нарушить правила ради Уильяма. Часа через полтора мы вновь трогались в путь. Оставшуюся часть путешествия дедушка дремал, а мы, ерзая от нетерпения, ждали, когда за деревьями покажется красная черепичная крыша Били. Раздается скрип тормозов, машина останавливается перед входом, и из небольшого вестибюля мы спускаемся в теплую комнату. Мы вдыхаем воздух аббатства, ударяем в большой обеденный гонг у подножия лестницы и бежим в маленькую столовую, где любила сидеть бабушка, которой в этом огромном особняке всегда было слегка не по себе. Она здоровается с нами немного скованно, поскольку не умеет общаться с детьми так же спокойно и непринужденно, как Уильям.

Жизнь Уильяма в Били шла заведенным порядком. Завтрак, приготовленный поваром в большой кухне на другом конце дома, нам подавали в столовой — в те времена было не принято завтракать на кухне. Затем Уильям отправлялся к себе в кабинет и проводил утро, либо разбирая небольшой пакет с почтой, которую еженедельно присылала его секретарь мисс Уайман, либо в библиотеке, занимаясь книгами. Его коллекция постоянно менялась: он пополнял ее, избавлялся от лишнего, заменял одни экземпляры на другие. Хотя своим временем он делился так же щедро, как и деньгами, обычно в эти часы мы его не беспокоили. Однажды я зашел к нему в кабинет и увидел, как он берет конверты из стопки, лежащей на столе, и вкладывает в каждый десятишиллинговую банкноту. Когда я спросил, зачем он это делает, дедушка ответил, что каждую неделю он получает много писем с просьбами о помощи, и, хотя знает, что большей частью их пишут мошенники, он отправляет всем просителям по десять шиллингов, чтобы не пропустить тех, кто в самом деле нуждается в деньгах.

Во второй половине дня, пока было солнечно, мы играли в крокет и в кегли, а вечером — в карты и в домино. Уильям всегда отчаянно жульничал, но при этом выигрывал всегда кто-то из нас. Иногда мы ходили на рыбалку, выходили за пределы аббатства и шли через лес, мимо домиков, которые тоже принадлежали Уильяму, к речным шлюзам. Наживкой служили катышки хлеба, мы нацепляли их на крючок, забрасывали удочки и смотрели, как дергаются поплавки, когда рыба обкусывает хлеб. Впрочем, мы ни разу ничего не поймали и ходили на рыбалку только ради удовольствия побыть с дедушкой и пройтись по берегу реки, наслаждаясь ее красотой и покоем. Уильям с гордостью рассказывал, что прочел от корки до корки «Искусного рыболова» Исаака Уолтона, рыбачит уже пятьдесят лет и ни разу не поймал ни единой рыбы. Надо полагать, так оно и было.

Заведенный порядок распространялся и на его гардероб. В течение дня, во время работы или игры в кегли или в крокет, он носил кремовый хлопчатобумажный пиджак и темно-серые брюки в полоску, которые выглядели как домашняя одежда. Если мы отправлялись за пределы аббатства, пусть даже просто порыбачить, он надевал костюм-тройку, а по вечерам неизменно появлялся в парчовой домашней куртке и в феске. И конечно, на его обширном животе всегда покоилась золотая цепочка карманных часов.