Город также рождает новацию в образовательной сфере: в отличие от изолированных монастырских церквей, в епископских школах к нуждам горожан адаптируется традиционное религиозное образование. Вырабатывается новый метод решения задач — схоластика. Жак Ле Гофф приводит высказывание Этьена из Турнэ, настоятеля аббатства Св. Женевьевы, который с возмущением сообщает: «Все прилюдно обсуждают Божественные таинства и воплощения Слова; неделимую Троицу режут на части на каждом перекрестке… Сколько площадей, столько богохульств».
Наконец, город создает религиозную модель, — это нищенствующий служитель Господа, образ которого воплотили в себе монахи — доминиканцы и францисканцы. Первые занялись борьбой с ересью, вторые — борьбой со стяжательством. Данное новшество отражено в двустишии, согласно которому св. Бернар любил долины, св. Бенедикт — горы, св. Франциск — деревни, а св. Доминик — большие города.
Для этих религиозных деятелей переход от отшельнической жизни к жизни городской, символом которого стали августинцы, знаменовал собой смену контраста: вместо противопоставления город-деревня пришло противопоставление город-пустыня (т. е. лес). Начиная с XIII в. монахи нищенствующих орденов вовлекаются в круговорот городской жизни и приходят на смену традиционному мирскому духовенству, чьи успехи были весьма относительны. Францисканцы и особенно доминиканцы стремятся быть как можно ближе к пастве, дабы сделать свои проповеди как можно более эффективными; впрочем, это тем более необходимо, чем хуже становятся нравы в городе; наконец, как полагают нищенствующие проповедники, через город можно гораздо успешнее влиять на деревню, нежели наоборот. С 1210 по 1275 г. было основано 423 новых монастыря, с 1275 по 1350 г. — 215. Затем строительство обителей идет на спад.
В процессе урбанизации, охватившем христианскую Европу, во Франции — в отличие от Италии — не получили развития города-государства, подчинявшие своей власти прилегающие окрестности. Тем не менее французские города так или иначе эксплуатировали труд соседних деревень; уже начиная с XII столетия во французских городах вспыхивают коммунальные восстания и мятежи. Стремление городских объединений воспользоваться привилегиями, полученными от государя, часто наталкивается на сопротивление епископа, как это произошло в Безансоне.
Следует отметить, что на юге Франции, который унаследовал античную городскую структуру, города играли меньшую роль, чем на севере. Главной отличительной чертой французских городов было их подчинение королевской власти, которая в обмен предоставляла все больше и больше льгот городам и привилегий — горожанам. Начиная с Филиппа IV Красивого, монархи стали созывать представителей городов со всего королевства на специальные ассамблеи, наделив их своего рода правом представлять перед лицом дворян и духовенства «третий вид деятельности», т. е. деятельность во имя экономического процветания.
КАПЕТИНГИ ПРОТИВ ПЛАНТАГЕНЕТОВ (XII–XIII ВЕКА)
Рассматривая события постфактум, мы могли бы назвать «первой» Столетней войной конфликт, в котором друг другу противостояли, с одной стороны, Капетинги (начиная со времени правления Людовика VII в середине XII в. и до Филиппа II Августа и Людовика VIII), а с другой — Плантагенеты (Генрих II Плантагенет и его наследники — Ричард Львиное Сердце и Иоанн Безземельный). Но между этим конфликтом и собственно Столетней войной, которая началась в 1328 г. и закончилась в 1453 г., имеется существенная разница. В первом конфликте Капетингам противостояли французские принцы из Анжуйской династии, имевшие во Франции свои владения и проводившие там большую часть своего времени; и хотя анжуйцы также правили Англией, они рассматривали ее лишь как некую внешнюю территорию, приобретенную веком ранее их предком, герцогом Нормандии. Тогда как во время собственно Столетней войны для Эдуарда III Английского, хотя он француз, как и Филипп VI Валуа, основным местопребыванием является управляемое им государство, оно четко отделено от Франции, и таким образом война между двумя монархами принимает характер столкновения двух наций.
Во времена первых Капетингов Французское королевство делилось на дюжину крупных княжеств, где власть принадлежала князю, чаще всего носившему титул герцога или графа. Каждое из этих княжеств — Бургундия, Фландрия, Шампань и т. д. — дробилось на множество графств, владельцы которых могли передать свой бан кастелянам, чья власть скоро начинает угрожать уже полномочиям их сюзерена. В лице Людовика VI Толстого Капетинги растворяют силу кастелянов в своих владениях, формируя гомогенный королевский домен: каким бы маленьким он ни был, король стал хозяином каждого его уголка. Так они подчиняют себе владения аристократических родов де Куси и де Монлери. Но, когда в лице Людовика VII Молодого Капетинги выходят за пределы домена, они сталкиваются с сильными княжествами, где власть короля только номинальна и держится исключительно на его помазании и на поддержке Церкви.