История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Лишь медленно, и очень медленно все эти утонченные прекрасные беседы «просвещенных» людей вышли за пределы круга париков и серебристых локонов в круг низшего дворянства и низшей буржуазии, а затем в огромную массу простого непросвещенного народа, к которому элегантные господа, начавшие движение, чувствовали такой огромный теоретический интерес. И все же за время примерно с 1750 г. (когда впервые проявила себя власть Вольтера над умами) и до 1789 г., когда стали полностью видны ошеломляющие результаты, к которым привела проповедь нового Евангелия, значительная часть французского народа или, по крайней мере, больша́я часть жителей Парижа сильно пропиталась новой философией. Это утверждение имеет под собой основания, хотя проникновение новых идей в народ было почти бесшумным. Тем временем добрые философы радостно шли своим путем и верили, что общество само безболезненно перестроится, стоит только разъяснить ему правильные теории. Выдающийся историк Лависс написал об этой эпохе так: «Когда страна из-за ошибок своих королей отделила себя от королевской власти, она мгновенно возвысилась до идеи человечества. Французские писатели XVIII в. заново открыли эту идею, которая со времен Платона, Сенеки и Марка Аврелия была утрачена или, по меньшей мере, заменена в Средние века церковной идеей христианства, а позже политической идеей [единой] Европы». Остается лишь взглянуть на события, которые предшествовали часу, когда новые теории стали претворяться в жизнь.

Людовик XVI (1774–1792) был внуком Людовика XV. Если бы он пошел по плохому пути своих предшественников, не многие смогли бы упрекнуть его за это. Но благодаря своей мудрой и набожной матери он был гораздо лучше их как человек. Он был прав, когда говорил, что для него было несчастьем взойти на трон таким молодым. Его воспитали в правилах личной честности, но не обучали его всерьез «ремеслу короля». Мало было правителей, которые имели лучшие намерения, чем он, и мало правителей встречали большие трудности при осуществлении своих честных желаний. Когда он, в возрасте двадцати лет, был провозглашен королем, его описали так: «крупный, тяжеловесный и сильный юноша, с большим аппетитом, большой любитель физических упражнений, любит охотиться и заниматься слесарным и кузнечным ремеслом». Такой человек никогда не стал бы хорошим «королем-солнце» или «первым джентльменом Европы».

Но конечно, главный вопрос был: станет ли он хотя бы сносным правителем? Молодой король был честен и великодушен, но скоро показал, что не отличается острым умом. Он очень сильно не доверял себе, и на него постоянно давила мысль о том, что «каждый его поступок влияет на судьбу 25 миллионов человек».

Однако сознание своей огромной ответственности не побуждало короля к решительным действиям. Оно делало его неповоротливым и застенчивым человеком, очень склонным искать поддержки у других. Этими «другими» обычно становились не самые мудрые люди Франции, а те, кто имел право доступа к нему, то есть члены его семьи и его близкие. Он часто бывал болезненно нетвердым в своих решениях. Его родной брат говорил, что ум короля состоит из двух частей, похожих на два бильярдных шара, которые смазаны маслом: их невозможно удержать одновременно на одном месте. Большой бедой для Людовика было то, что им управляла в первую очередь его жена, знаменитая и несчастная Мария-Антуанетта.

Эта королева была дочерью могущественной Марии-Терезии Австрийской. Мудрая мать написала молодой правительнице много писем, наполненных прекрасными советами, которые дочь редко исполняла. Мария-Антуанетта была на год моложе своего мужа. Вначале их брак был не очень счастливым: молодая королева была весела и полна жизни, она любила развлечения, а король был неуклюжим, застенчивым, тяжеловесным и скучным. По мере того как молодые супруги взрослели вместе, их отношения улучшались, и брак короля и королевы стал по-настоящему счастливым; но возраставшее влияние жены не принесло пользы Людовику.

У Марии-Антуанетты было несколько прекрасных качеств: она, в сущности, была чистой и мужественной женщиной с хорошими намерениями. Она плохо знала, как надо жить, но под конец знала, как надо умереть. Однако ей было суждено стать злым гением старой французской монархии[130]. Она больше всех была виновна в том, что была отвергнута последняя возможность преобразовать Францию мирным путем. Она была невежественной, легкомысленной, не желала признавать для себя никаких ограничений. Она позволяла другим вмешивать ее в дела, которые ее компрометировали, и имела среди аристократии компрометировавших ее друзей. Эти знатные друзья, которые были ее доверенными лицами, сослужили себе дурную славу: они отличались алчностью, защищали все виды злоупотреблений и старались помешать любым реформам, которые могли бы стать опасны для их доходов и развлечений.