Король сдался, но королева и придворные не сдавались. Для Марии-Антуанетты и ее легкомысленного, жадного до денег окружения все действия упрямцев, которых они считали непокорным сбродом, были величайшим оскорблением. Нужно было срочно переходить к действиям, иначе королевство погибнет. И они стали оказывать давление на Людовика. Маршал де Брольи начал собирать войска, и в Версаль стали входить странные полки, состоявшие из надежных иностранных наемников. А 11 июля внезапно появился королевский указ о немедленном изгнании из Франции Неккера (которого по-прежнему считали защитником реформ). Собрание теперь должны были разогнать или подчинить власти те солдаты, которым Мирабо бросил вызов. И в этот момент словно раздался гром среди ясного неба: парижане взялись за оружие. Парижская чернь стала военной силой, спасла Собрание, устрашила короля и продолжила революцию.
Жители огромной столицы пред восстанием несколько дней были в сильнейшем волнении. Из Версаля, до которого было немногим больше 10 миль, в Париж прилетали всевозможные слухи. Сады огромного здания, которое называется Пале-Рояль, стали местом сбора для многих тысяч шумной, жестикулирующей молодежи и сильно обеспокоенных людей постарше. И вот 12 июля в городе стало известно, что Неккер отстранен от должности. Это был явный признак возвращения назад, к самодержавию. Молодой журналист Камилл Демулен вскочил на стол, держа по пистолету в каждой руке, и крикнул вздымавшейся как волна толпе: «Граждане! (Это слово было тогда новым во Франции.) Нельзя терять время! Отставка Неккера – это удар в колокол Варфоломеевской ночи для патриотов! К оружию!»
Париж вздрогнул и очнулся. Все неупорядоченные силы этого города – большого, порочного, роскошного, но при этом полного людей, преданных новым идеям свободы и братства, – объединились и вспыхнули ярким огнем. Слабая полиция была оттеснена в сторону. Французская гвардия (что-то вроде гарнизона из ополченцев) побраталась с мятежниками. Арсеналы были открыты, и народ взял из них оружие. Выборщики[149]
наскоро создали правительство для города и начали набирать солдат в Национальную гвардию[150]. После дня полной неразберихи началось что-то похожее на упорядоченные действия. И 14 июля вооруженная толпа бросилась на замок короля, на старую тюрьму, где узники сидели «по желанию короля», – на Бастилию. Ее тюремные башни уже не были заполнены арестантами, но она была символом власти аристократов. У Делоне, коменданта Бастилии, были пушка и крепкие стены, так что он смог бы отбить атаку, но солдаты его малочисленного гарнизона пришли в ужас, увидев перед своими воротами тысячи разъяренных людей. Комендант вступил в переговоры с восставшими и сдался. Потом толпа позорно убила его, когда те, кто захватил его в плен, вели его в мэрию.Гонцы срочно помчались с этим известием в Версаль, а там герцог де Лианкур без всякой подготовки сообщил новости Людовику XVI. «Это бунт!» – воскликнул король. «Нет, государь, это революция», – ответил рассудительный герцог. Весь план придворной партии рухнул как карточный домик. Покорить бушующий Париж – совсем не то, что разогнать безоружных депутатов. Неккер был возвращен, а положение Собрания стало прочным как никогда.
В одном отношении Франция, несмотря на таможенные заставы на границах провинций и на многие другие разделительные линии, была очень централизованной страной: Париж господствовал над остальной страной и в политической, и в интеллектуальной жизни. Казалось, что за пределами великой столицы почти невозможны какие-либо организованные усилия народа. Во многих сельских округах невежество и политическая апатия населения были огромными. Один умный путешественник-англичанин[151]
4 июля 1789 г. оказался в процветающем городе Шато-Тьерри. Он не смог там найти ни одной газеты (а в Париже их тогда было множество), чтобы узнать о великих событиях, произошедших во Франции.«Какая глупость, бедность и отсутствие информации! – написал он. – Вряд ли этот народ заслуживает свободы. Даже самая слабая, но решительная попытка остановить их силой, если бы произошла, вряд ли потерпела бы неудачу». Но вот новость о том, что мрачный замок короля взят штурмом, долетела до всех маленьких деревень и ферм. Среди крестьян сразу же начался ропот, а от слов они быстро перешли к энергичным и жестоким действиям. Долой ненавистные «феодальные пошлины», грабительские налоги, тиранические барщины! Если слова «права народа» что-то означают, то они значат именно это! И скоро во многих округах вечернее небо стало красным от пожаров: горели замки беспомощных дворян. В других местностях крестьяне совершали меньше насилия: они только сжигали книги, где были записаны их феодальные пошлины, думая, что, уничтожая запись, отменяют этим пошлину.