История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Отсутствие общественной безопасности и повсеместное беззаконие были еще хуже, чем бездорожье. Шайки разбойников, в особенности на юге, в центре и на юго-востоке страны (где они состояли из дезертиров), сделали путешествие по дорогам почти невозможным. Они грабили правительственные сейфы и останавливали почтовые кареты. Однажды государственный дилижанс, ходивший по маршруту Нант – Анжер, был остановлен и ограблен пять раз на пути из Нанта на протяжении 40 миль. Разбойники грабили путников, похищали зажиточных крестьян и держали их в плену, требуя выкуп, даже пытались штурмовать дома, стоявшие далеко от соседних. На востоке действовали такие же бандиты; их прозвали шоффёры – «подогреватели» за то, что они жгли ступни ног своим пленникам, чтобы дознаться, где те прячут свою серебряную посуду. В некоторых местностях, например в районе реки Дордонь[199], путешественники, как позже в Албании и Македонии, платили предводителям банд за проезд. В департаментах Вар, Нижние Альпы, Устье Роны и других Директория, как турецкий султан, была вынуждена предоставлять важным путешественникам вооруженный эскорт, чтобы гарантировать им безопасность.

Промышленность и торговля, казалось, были практически уничтожены, хотя какая-то малая их часть уже начала восстанавливаться. В парижских мастерских количество рабочих составляло меньше одной восьмой того, которое было до 1789 г. В Лионе численность шелкоткачей сократилась с 8 тысяч до 1500. В Марселе теперь за целый год заключалось меньше торговых сделок, чем перед революцией за шесть недель.

Не было никакого уважения к государственной власти. Налоги народ не платил или платил очень медленно. В тот день, когда Наполеон захватил власть, в казне было всего 187 тысяч франков (37 тысяч долларов). Государство задолжало держателям своих облигаций и пенсионерам выплаты за два года. В некоторых больницах пациенты умирали от голода; в Тулузе в городской больнице на восемьдесят пациентов было всего 7 фунтов еды в день. Солдаты не получали ни хорошей еды и одежды, ни платы за службу. Тысячи из них дезертировали, а остальные вели себя во Франции как в завоеванной стране. В новых департаментах, созданных в Бельгии и на границе вдоль Рейна, они, как сказано в официальном докладе, обращались с местными жителями «не как со своими согражданами, а как с разоруженными или взятыми в плен врагами». А жители этих областей тоже не оставались в долгу: во всех молитвах они призывали на помощь своих «освободителей», имея в виду австрийцев. Призывники из многих округов отказывались являться в полки, куда их направили на службу. Роялисты снова пытались поднять Вандею и Бретань на восстание ради Людовика XVIII; а повстанцы из центральных областей (получившие прозвище шуаны) объединились в настоящие маленькие армии под командованием умелых профессионалов и почти взяли под свой контроль Центральную Францию.

Но большинство населения во всех частях страны устало. Французы чувствовали отвращение к политике и бурям, которые она порождает, и были равнодушны даже к потрясающим новостям из-за границы. «Когда мы читаем о наших собственных сражениях, кажется, что мы читаем историю другого народа, – сказано в официальном докладе. – Перемены во внешнем положении нашей страны не вызывают у нас сильных чувств». После десяти лет потрясений французы прежде всего хотели порядка, безопасности и покоя. И эти настроения в обществе неизбежно затрудняли трем временным консулам – Бонапарту, Сийесу и Роже Дюко – выполнение задачи, которую они взяли на себя. При решении этой задачи Бонапарт, гений на войне, проявил себя как великий государственный деятель и могущественный организатор государства.

Консулы немедленно приступили к работе по составлению новой конституции, в этом деле им помогала парламентская комиссия, назначенная вечером того самого дня, когда был совершен последний переворот. Составители размышляли чуть больше месяца. Новая конституция в конечном счете была создана лично Бонапартом. В начале работы он думал, что у Сийеса уже был полностью готовый проект. Но Сийес смог представить только два наброска, содержание которых было крайне расплывчатым. По словам Бонапарта, Сийес предложил «только тени законодательной, судебной и исполнительной властей». Бонапарт отверг эти черновики. Так же он поступил с двумя другими проектами, которые подготовила помогавшая консулам комиссия: они казались ему помехами для его честолюбивых замыслов. В конце концов он сам продиктовал основные статьи проекта конституции и заставил членов комиссии принять этот вариант. Этот проект и стал конституцией Восьмого года. Она была опубликована в 24 декабря 1799 г. и немедленно вступила в силу, хотя по прежней конституции для этого нужно было дождаться результатов плебисцита, то есть народного голосования. Плебисцит был проведен только 7 февраля 1800 г. Меньше 16 тысяч человек сказали «нет» новой конституции, а за нее было подано (как объявили официально) более 3 миллионов голосов. На тот момент она, несомненно, имела успех.