Новому королю было только пять лет, когда в наводящей ужас тишине французские придворные услышали, что Людовик Великий скончался. Конечно, был необходим регент. Первым по порядку родства в королевской семье был Филипп Орлеанский. Покойный король оставил завещание и постарался составить его так, чтобы не допустить к регентству Филиппа, которого не любил. Но герцог быстро отбросил этот документ. Филиппу помог парижский парламент. Это собрание представителей было радо утвердить свою власть теперь, когда его великий хозяин ушел навсегда. Последние годы предыдущего царствования прошли в атмосфере благочестия и даже аскетизма: Людовик XIV перерос свои легкомысленные юношеские увлечения. Теперь его рука, крепко сжимавшая страну, мгновенно разжалась. Всей Франции стало легче дышать. Регент не претендовал на то, чтобы быть благочестивым католиком. Сохранились свидетельства, что он отмечал Страстную пятницу веселым празднеством со сложным церемониалом. Повсюду были сняты прежние преграды и запреты. Угнетенные протестанты немного приподняли головы. Было несколько попыток реформировать финансы. Несколько узников были выпущены из королевских темниц. Короче говоря, это было время отдыха и расслабления в умственной жизни, морали и политике. Франция училась жить без надзора, которым много лет давил ее деспотичный самодержец[104]
.Филипп Орлеанский был развратником, но не дураком. Он был в плохих отношениях со своим родственником, королем Испании, и поэтому склонялся к дружбе с Англией. Франции было нужно отдохнуть от войн, и до 1733 г. ей были даны мир и процветание во всех практических делах. Главным доверенным лицом регента был его первый министр кардинал Дюбуа, человек низкого происхождения и с низкой душой, в котором не было ничего святого, кроме его красной одежды[105]
. Но кардинал, как и его покровитель-король, был умен и в какой-то степени понимал, что необходимо Франции.Поэтому эпоха Регентства оказалась не такой пагубной для страны, какой могла бы стать, учитывая личности ее правителей. В 1723 г. Людовик XV был объявлен совершеннолетним, хотя ему было только тринадцать лет. Герцог Орлеанский и Дюбуа рассчитывали, что таким образом почти полностью сохранят свою власть, потому что тринадцатилетний мальчик не может на самом деле править страной. Но оба этих человека с очень сомнительной репутацией умерли в том же году.
Вскоре молодой король доверил управление страной другому ловкому служителю церкви – кардиналу Флёри. Он был намного талантливее кардинала Дюбуа. К тому же ему необыкновенно везло: Флёри был одним из очень немногих людей, которых Людовик XV действительно любил. Кардинал сохранял свою должность при короле до конца жизни. Он постоянно старался сохранять мир и удерживал Францию от рискованных военных предприятий на чужой территории, но иногда дипломатические обстоятельства оказывались сильнее его. Два раза за время, когда он управлял страной, Франция втягивалась в серьезные военные конфликты[106]
, но, по крайней мере, в этих случаях он не был агрессором. В меру своих способностей и той власти, которую давал ему его повелитель, Флёри старался реорганизовать финансовую систему государства и устранить злоупотребления, которые казались неискоренимыми. В 1738 г. произошло событие, редкое для старого режима: королевские финансы пришли в равновесие. Впервые с 1672 г., то есть со времен Кольбера, финансовый год был закрыт без дефицита. Следующий такой год был во Франции только при Наполеоне Бонапарте. В 1743 г. престарелый Флёри умер. С тех пор Людовик XV правил сам – или, по крайней мере, назывался королем, который правит сам.Французы по-прежнему были горячо привязаны к монархической системе правления. Им казалось, что короли сосредоточивают в себе всю славу страны. Французы дразнили англичан, что те когда-то убили своего короля Карла I, а на прошлом «великого французского народа» такого пятна нет. В первой половине своего царствования Людовик XV получал от своих подданных намного больше популярности и любви, чем мог бы заслужить своими личными качествами. Французы прозвали его Людовик Возлюбленный. В 1744 г., когда он заболел в Меце, едва ли не весь Париж бросился в церкви молиться о выздоровлении короля.
Только в часовне собора Нотр-Дам народ заказал 6 тысяч месс за его здравие. К концу своего правления король полностью утратил эту популярность, но перед ним продолжали непрерывно звучать льстивые похвалы в его адрес и лицемерные уверения в любви и преданности ему.