История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Но это было только начало. «Иерусалимская экспедиция» продолжалась бесконечно долго. Она как бы и не прекращалась, поскольку в промежутках между крупными предприятиями, которым историки присваивали порядковые номера, группы вооруженных паломников беспрестанно, в течение почти трех веков, пополняли ряды франков, обосновавшихся в Святой Земле, оказывая им в какие-то моменты военную поддержку. Я подчеркну здесь два последствия крестовых походов, оказавших значительное воздействие на политическую эволюцию французских земель.

Прежде всего, они позволили снять напряженность. Была удалена излишняя часть рыцарства. Несомненно, рост числа клеток военного общества тормозился ограничениями, которые мешали мужчинам иметь законное потомство. Но, как я уже говорил, такое сдерживание возбуждало в самом обществе беспокойство. Его в значительной степени удалось смягчить благодаря восточным экспедициям, которые предоставляли возможность многочисленным младшим братьям основывать за морем свои собственные дома. Но главное, эти экспедиции были чудовищно смертоносными. Будучи лишь продолжением мира Божия, крестовые походы сделали его во много раз прочнее. Они оказались мощным фактором внутреннего спокойствия, способствовали воссозданию и укреплению государств.

Все государи, отправлявшиеся в крестовый поход, если только они не падали духом в пути (подобно Стефану Блуа-скому, который возвратился, покрытый позором, и настолько себя обесчестил, что вынужден был вновь пойти в Святую Землю и там найти смерть), значительно поднимали свой престиж, проявляя отвагу. Король должен был бы совершить паломничество, быть в нем первым. Папству удалось опорочить короля, лишив его этого права с помощью отлучения. Итак, первый из крестовых походов, как его замыслили в Клермо-не, способствовал тому, что престиж королевской власти еще более потускнел, усилился ее упадок, которому радовался Григорий VII (хотя этот поход и принес провинции Капетингов большее облегчение, чем любой другой провинции, ибо нигде папский призыв не вызвал такого же энтузиазма).

Однако оборот, которой приняло связавшее Филиппа брачное дело, позволил выявить весьма прочные основы франкской королевской власти, выдержавшие натиск римской курии. Тот, кого объявили кровосмесителем и двоеженцем, не сдался. Он прикидывался кающимся, отделывался словами, но не оставил жену. Дело в том, что король ощущал поддержку, прежде всего со стороны государей: они защищали честь своего сюзерена как его верноподданные. Герцог аквитанцев — Гильом Песенник — силой разогнал церковный собор, который был созван в 1099 году в Пуатье, чтобы вновь подвергнуть короля отлучению. И главное, Филиппа поддержали его епископы, не отрекшиеся от сюзерена. Это было вторым сюрпризом. Сыграло свою роль не только их нежелание быть под надзором папы и его легатов, выслушивать их наставления и следовать их предписаниям. Сами функции епископов непосредственно связывали их с короной. Солидарность, удивительная солидарность, которую они проявили, заставила задуматься тех, кто проводил папскую реформу, и в первую очередь Ива Шартрского. Каролингская модель, в которой король включен в сообщество епископов, оказалась .более прочной, чем предполагали приверженцы понтифика. Поэтому отношение епископа

Римского к Филиппу сразу же изменилось после того, как в 1105 году король* выполнил в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре обязательный ритуал покаяния — в одеянии кающегося грешника, сняв обувь, выслушав папские обращения, обещал более не грешить. И никто не взялся проверять, выполняет ли король свое обещание.

Огромную опасность для папы представлял император, король тевтонов. И это побуждало понтифика быть менее взыскательным по отношению к королю западных франков, удовлетвориться видимостью покаяния в том, что касалось его незаконного брака, умерить свои требования относительно процедур занятия епископских кафедр. Политика требовала от римской курии быть отныне другом Капетинга. В 1107 году папа Пасхалий И, находясь во Франкии, безуспешно пытался договориться с императором Генрихом V, но установил прекрасные отношения с двумя королями-соправителями — Филиппом и его сыном Людовиком.