Читаем История Франции в раннее Средневековье полностью

Евмен был одним из самых выдающихся людей Галлии. В жилах его текла греческая кровь. Дед его, родом из Афин, был преподавателем риторики в Риме, затем в Отене, где преподавал до 80-летнего возраста. Внук его, родившийся в Отене, унаследовал его вкусы и призвание. Его профессорская слава обратила на него внимание Констанция Хлора, который приблизил его к себе в качестве своего «magister memoriae» (магистр записей) — нечто вроде государственного секретаря, на обязанности которого лежала редакция бумаг, исходивших из императорской канцелярии. Это была одна из высших должностей в государстве. Возвращая его впоследствии к профессуре, — что в обычном порядке было бы понижением, император старался уничтожить всякую мысль об опале: он не только сохранил, но и удвоил его жалованье и написал ему следующее письмо, которое предлагал прочесть публично при вступлении в должность: «Наши галлы, дети которых изучают artes liberales (свободные искусства) в городе Отене, и сами юноши, которые с такой радостью сопровождали нас, заслуживают забот о развитии их природных дарований. Можно ли предложить им лучшую награду, чем дар духовных благ, то единственное, что случай не может ни дать, ни отнять? Потому-то мы решили поставить вас во главе их школы, которую смерть лишила ее главы, — вас, чье красноречие и высокую честность мы могли оценить в ведении наших дел. Мы желаем, чтобы, не теряя ничего из преимуществ вашего сана, вы снова приняли вашу кафедру риторики в вышеупомянутом городе, который мы желаем, как вам известно, восстановить в его былом величии. Там вы будете формировать умы юношества и внушать им склонность к лучшей жизни. Не считайте это дело унизительным для того высокого сана, которым вы были облечены. Почетная профессия поднимает, а не унижает достоинство человека. Наконец, мы желаем, чтобы вам было назначено жалованье в 600 000 сестерций за счет города, дабы вы знали, что Наша Милость награждает вас по заслугам. Прощайте, дражайший Евмен»[238].

Евмен был достаточно великодушен, чтобы пожертвовать на восстановление здания все свое огромное жалованье. Но все усилия были тщетны: ни школа, ни город не возродились в прежнем блеске.

Этот факт был исключением в судьбах галльских школ этой поры. Никогда не жили они более полной жизнью, чем в IV веке, который был для Галлии веком воскресения. Правительство осыпало ее милостями. Только центр тяжести несколько переместился, вслед за перемещением политической жизни к северу. Уже при Марке Аврелии Фронтон говорит о Реймсе, как вторых Афинах; а рядом с ним на имя очага просвещения начинает претендовать Трир. Императоры, поселившиеся в нем, всячески стараются привлечь знаменитейших учителей, давая им большое жалованье. Впрочем, в духовной жизни Трир всегда занимал второстепенное место. Тревожное существование на границе, угрожающая близость варварства не давала возможности свободно отдаваться умственному труду. Он нашел более благоприятное убежище на другой оконечности Галлии.

Аквитания находилась в этом смысле в особенно выгодном положении; от грома войн, наполнявшего Лионскую и Белгику, до нее доходило только слабое эхо. Благодаря этой тишине и хозяйственному процветанию, она могла стать последним приютом античного знания. Слава ее риторов гремела повсюду. Она снабжала ими Италию и Восток и вводила их в качестве воспитателей в императорскую семью. Блаженный Иероним уделяет им место в своей хронике, и Симмах, самый блестящий представитель латинского красноречия в эту эпоху, в высокопарных выражениях признает все, чем он обязан их урокам[239].

Тулуза, Ангулем, Пуатье, Ош, Нарбонна, которая в этом отношении связывается с Аквитанией, также имели славные школы, но их затмевала слава Бордоской, которую и мы знаем лучше всего, благодаря описаниям Авзония, одного из замечательнейших ее учеников, а впоследствии — профессоров. Под конец жизни мысль его с благодарностью переносилась к воспоминаниям об учителях его и товарищах, и он посвятил им ряд заметок и портретов в стихах, живо рисующих то, чем был университет, аудитория — в эту пору и в этой части римского мира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее