История Франции в раннее Средневековье

Такое остроумие отличает и Марка Апра, адвоката и хулителя стихов в Тацитовом «Диалоге». Он представляет здесь положительный ум, практический здравый смысл, немного низменного склада. Но и он вдохновляется, говоря о своем искусстве, которое находит прекраснейшим за его практическую полезность. Вполне новый человек по духу, он, в общем, не в пример Афру, не отличается уважением к освященным традицией образцам. Великие имена ему не импонируют. Несколькими колкими словечками он развенчивает цицероновский период. Он любит короткую, игривую и искрящуюся фразу, — в духе Сенеки. Рядом с ним Тацит выводит его соотечественника и соперника Юлия Секунда, племянника Юлия Флора, натуру более гармоничную, более полную и богато развитую… Итак, из четырех собеседников этого диалога двое оказываются галлами.

Южный бассейн Роны, подобно итальянской Кампанье, остался сильно насыщенным эллинизмом. Этим, вероятно, объясняется направление Трога Помпея. Из извлечения Юстина нам трудно угадать, каково было его большое историческое произведение. Плиний Старший говорит о нем с уважением. Можно уловить только план его и общий замысел, откуда видно, что этот воконтий чувствует и мыслит, как настоящий грек. Основание Империи совершалось на его глазах. Его дед служил при Помпее (откуда его имя), его отец был секретарем при Цезаре, и все-таки Рим представляется ему только некоторым привеском к Греции. Центром и узлом всемирной истории рисуются ему не римские победы, а завоевания Александра Македонского.

Те же влияния формировали сто лет спустя полиграфа Фаворина, уроженца Арля, но грека до глубины души, каким мог быть только афинянин или александриец. Он много лет провел среди эллинского общества, и из его многочисленных сочинений ни одно не написано по-латыни. Любимец Адриана, тесно связанный с Иродом Аттиком и Плутархом, ученик Диана из Прузы и учитель Павла Гелла, он интересует нас в качестве совершенного представителя эрудиции своей эпохи, — эрудиции мелочной и бесплодной, без значения и глубины.

Галльская литература долго цвела вне родины. Рим привлекал к себе все выдающееся. Лучшие галльские ораторы блистали на римской кафедре. Положение дел изменилось в IV веке, когда Галлия стала ареной политического и духовного возрождения. Роль Галлии в защите Империи и в ее внутренних смутах, присутствие императоров и их двора, деятельность университетов, — все это дало новый толчок умственной деятельности. При полном почти безмолвии, воцарившемся в Италии, Африке, Испании, ее голос звучал громко, во славу римского величия и латинской музы. Это был великий век ее литературы, если это слово не слишком сильно по отношению к произведениям, обличающим уже истощенное и пораженное на смерть общество.

Эта литература — преимущественно риторическая. Характернейшим ее продуктом является сборник, известный под именем «Латинских Панегириков». Он содержит 8 речей, которые были произнесены в Галлии, притом — за исключением одной — перед императорами, в Трире, по поводу какого-либо важного факта или памятной даты их царствования: дня рождения Максимиана, покорения Британии, свадьбы Константина и Фавсты, поражения Максенция на Мильвийском мосту и т. д. Большинство этих речей анонимны. Мы знаем автора только одной: это увещание, произнесенное перед наместником Лионской 1-й в 297 году на Отенском форуме ритором Евменом, только что призванным к руководству Отенским университетом.

Тщетно пытались установить, не принадлежат ли ему и другие речи сборника. Одно несомненно, что все они сочинены его современниками и большинство — его коллегами. Сам сборник, по-видимому, составлен в Отене как документ в пользу Отенской школы и ее преподавания, II, как таковой, прекрасно характеризует требования ораторского искусства в эту пору и в этой среде.