История Франции в раннее Средневековье

Зато уже откровенным язычником является Рутилий Клавдий Намациан, посвятивший Риму прекраснейшее из когда-либо вдохновенных им стихотворений. Его паганизм связан с его патриотизмом. Он был галл из видной семьи, родом из Тулузы или Пуатье, II, как и все галлы его времени, соединял в одном чувстве местное и римское отечество. Magister officiorum (магистр служб) в 412 году, городской префект в 414 году, он покинул в 416 году столицу и вернулся на родину, чтобы устроить свои имущественные дела, расстроенные варварским нашествием. Он описал нам свое плавание и свои высадки вдоль италийского берега в поэтическом «Итинерарии», который ценен не только в историческом и географическом отношении. Рассказ изобилует хорошими стихами, удачно схваченными штрихами, живописными картинками. Но если интересно путешествие, то еще интереснее описание отъезда. Прощание с Римом проникнуто отчаянием. Поэт не может оторваться от этой священной земли. Он со слезами целует ворота ограды и поет гимн благодарности и любви. В этот момент Империя уже всюду дала трещины. Конец был близок: вестготы занимали весь юг Галлии, шесть лет тому назад Аларих стоял лагерем на форуме. Эти события не поколебали веру Рутилия в судьбы Вечного Города. Никогда ни один поэт не воспевал его с такой любовью. Никогда его цивилизаторская миссия не была лучше понята и воспета более благородным языком. Мы цитируем этот отрывок, достойно венчающий историю галло-римской литературы.

«Слушай мольбу мою, Рим, гордая царица мира, Рим, который занял место в звездном небе, мать людей и богов, чьи храмы приближают нас к Олимпу! Тебя воспеваю я, и пока судьбы позволяют, ты будешь предметом моих песен. Кто может жить и забыть, что тебе он обязан спасением? Я скорее забуду солнце, нежели образ твой сотрется из моей святотатственной мысли, — ибо твои благодеяния, подобно его лучам, разливаются до тех пределов, где волны Океана обнимают землю. Оно само, кажется, вращается в своей орбите только ради тебя. Оно подымается над твоими владениями и над ними заходит. Всюду, где от полюса до полюса разливается жизненная энергия природы, — всюду проникла, мир, твоя сила. Для разных народов ты создал единое отечество. Они противились твоему владычеству, но твое владычество стало для них источником тысячи благ. Ты призвал побежденных приобщиться твоим законам, и мир благодаря тебе сложился в единую державу… Ты царствуешь, и имеешь право царствовать, и величие твоих деяний превосходит грандиозность твоих судеб. Подними свое торжествующее чело, укрась зеленым убором седину твоей священной главы! Уврачуй свои раны. Пирр, победитель во многих битвах — бежал пред тобою; Ганнибал кончил тем, что оплакивал свои победы. Не бойся роковых ножниц Парки. Ты будешь жить, пока существует шар земной, — пока небо держит на себе светила. То, что разрушило другие державы, — только укрепит твою. Ты только крепнешь и высишься в испытаниях. Твои несчастья готовят твое воскресение».

III. Искусство [242]

Галлы так же страстно любили искусство, как и науку. Но их искусство, как и их литература, не имеет в себе ничего оригинального и является только последним отблеском классической традиции.

Путешественник, который по пути из Италии посещал галло-римские города, не чувствовал, что он перешел в другую страну. Он находил те же памятники, какие оставил по ту сторону Альп: форумы, храмы, портики, базилики, термы, театры, амфитеатры, триумфальные арки, мосты, водопроводы. Комбинируя и приспосабливая к своим нуждам и вкусам мотивы, идущие из Греции и Этрурии, римляне создали свой собственный архитектурный стиль. Он не оставался неподвижным, эволюционируя и в смысле строительных приемов, и в смысле эстетических принципов. Сдержанное изящество, которое характеризует I-й век, уступило место пышной, тяжелой декорации века Северов и массивным зданиям Константина. В галло-римской архитектуре, по зданиям, еще стоящим на почве Франции, и архитектурным обломкам, сохранившимся в ее музеях, можно проследить все эти изменения.

Частные жилища, дома богатых людей в городе и деревне еще меньше поразили бы италийца[243]. Это — тот же план, то же расположение, с незначительными изменениями, вызванными особенностями климата: приспособлениями для топки и употреблением форточек. Внутри — та же мебель, та же декорация: фрески, мозаики, статуи. Но тут уже подражали не Риму, а прямо вдохновлялись образцами и уроками Греции. Римляне проявили оригинальность только в архитектуре. В других искусствах, объектом которых являлось только прекрасное, — они не перестали быть должниками Греции. Монополия художественных школ Афин, Пергама, Родоса, Александрии проявлялась, во-первых, в экспорте художественных произведений, а во-вторых — в эмиграции работников. Нанятые художники не создавали постоянных мастерских. Они вели странствующий образ жизни и переезжали туда, куда привлекал их расчет на какой-нибудь значительный заказ.