История Франции

3. Переход от одной школы к другой не был внезапным изменением. Один и тот же писатель может быть одновременно человеком XVIII и XIX в. Руссо в «Общественном договоре» тяготеет к XVIII в., а в «Исповеди» – к XIX в. У Байрона, принца романтиков, любимым писателем был Вольтер, король классиков. Стендаль со страстью человека XIX в. проповедовал философию XVIII в. Тем не менее 1815 г. – это веха, и его поколению, которое достигло тогда юношеского возраста, присуще множество общих черт. Это поколение сражалось и страдало. Оно питало великие надежды, и его постигло разочарование. Все представители думающей молодежи переживают «болезнь века». Вертер – это брат Чайльд-Гарольда, который, в свою очередь, послужил моделью для героев Мюссе. После череды великих событий «дети века» ожидают великого обновления и верят, что классическая традиция должна кануть в Лету. В живописи романтизм представлен Жерико, а затем и Делакруа. В литературе Стендаль жертвует Расином ради Шекспира и никак не предполагает, что в 1950 г. его поклонники будут в равной мере восхищаться и Расином, и Шекспиром. Гюго надевает «красный колпак» на устаревший лексикон, изгоняет и разрубает александрийский стих и пытается писать шекспировские драмы. За революционными «днями» следуют «дни» литературные (премьера «Эрнани»). Новые писатели принадлежат к различным политическим фракциям. Стендаль, антимонархист и человек антирелигиозный, в своем романе «Красное и черное» с явной симпатией анализирует чувства юного плебея, еще очарованного наполеоновской эпопеей, который видит, как его мечты рушатся под напором тщеславия возрождающихся каст и тирании конгрегации. Напротив, Гюго и Ламартин в пору своей юности стараются приспособиться к духу Реставрации. Поскольку добиться успеха в новом веке можно, лишь будучи роялистом и христианином, «дети века» пытаются отыскать моральное оправдание такому отношению в сентиментальном возврате в прошлое. Только спустя четверть века, перестав льстить Июльской монархии, Ламартин, а за ним и Гюго вслед за общественным мнением станут республиканцами.

Ахилл Девериа. Виктор Гюго в молодые годы. Литография. 1829

4. Но все партии, даже придерживающиеся классических традиций, несли на себе отпечаток романтизма. Жозеф де Местр – это романтик-монархист, точно так же как Шатобриан – романтик-католик. Классик примиряется с реальностью, романтик от нее бежит. Это бегство принимает различные формы: бегство в пространство или в экзотику; бегство во время или в историзм. XIX в. увлекается историей и черпает в ней вдохновение. Это движение началось в Германии в тот период, когда она была оккупирована революционными войсками. В попытке устоять против пропаганды Французской революции, ориентированной на будущее, Германия обратилась к собственным героическим временам. Потом и Франция, после 1815 г., также погрузилась в свои традиции. В XIX в. по всей Европе интерес к истории усилил национализм. В моду входят исторические романы. Виктор Гюго, Виньи, Дюма-отец вдохновляются примером Вальтера Скотта. Во Франции возникает поколение историков: Гизо, Тьер, Огюстен Тьерри, Эдгар Кине, Мишле. Ламартин и Тьер обращаются к истории для разжигания народных страстей. Подобно великим художникам-романтикам, подобно Виктору Гюго и Гюставу Доре, Мишле немного изменяет и возвеличивает своих героев, но образы, которые он предлагает читателям, столь прекрасны, что они становятся для них портретом самой Франции. Многие поколения французов получат представление о монархии и Великой французской революции именно из его произведений. Он считает, что живописует историю Франции, на самом же деле он рисует душу Жюля Мишле. Но он создает надежную форму для воспоминаний и для чаяний французского народа.

5. Мишле служит примером того, до какой степени историк может завладеть историей. Но это черта не только Мишле – это черта эпохи. Классический писатель растворяется в своем произведении, тогда как писатель-романтик сам выходит на сцену. Теперь он описывает не страсти вообще, а свои страсти. Его личная жизнь вплетается в его драмы и романы, она открывается публике. Самые прекрасные стихи Виктора Гюго, точно так же как стихи Байрона, представляют собой их исповедь. Знаменитое стихотворение Ламартина «Озеро» перекликается с любовным эпизодом из жизни поэта. На что можно ответить, что Альцест открывает Селимене те чувства, которые испытывал сам Мольер к собственной жене. Действительно, искусство никогда не было абсолютно обезличенным, но если классик трансформирует и маскирует свои страсти, то романтик выставляет свои чувства напоказ. Классик старается быть в согласии с честно́й публикой, романтик не считается с публикой и своим пренебрежением покоряет ее. Около 1830 г. человек искусства и буржуа вступают в противостояние, но эта оппозиция весьма поверхностна – французский романтик остается по образу жизни точно таким же буржуа, что частично объясняется социальным, почти жреческим характером французской литературы.