История Франции

Бунты становятся неизбежностью, следом за армиями идут эпидемии, «Черная смерть» (или испанка) опустошает округу, количество населения уменьшается, не хватает рабочих рук, собственность переходит из рук в руки. Череда этих неизбежных зол сопровождает Францию в английской войне. Поражение в войне означало для монархии и безусловную потерю престижа. На протяжении нескольких месяцев во время регентства дофина Карла Мудрого можно было думать, что, так же как в Англии, где потерпевший поражение Иоанн Безземельный был вынужден согласиться принять Великую хартию, и французская монархия будет принуждена подчиниться конституционным нормам и что французы, воспользовавшись ослаблением власти короля, наложат на него ограничения, принятые по их усмотрению. Но если в Англии ограниченная монархия стала изобретением баронов, то во Франции, где дворянство проявило полное отсутствие политического интереса, «возможность сдернуть одеяние, украшенное королевскими лилиями», легла на плечи «третьего сословия». В 1356 г. во время ассамблеи Генеральных штатов два человека – Робер Лекок, епископ Лана, и Этьен Марсель, прево парижских купцов, предлагают реформы, которые сегодня мы назвали бы демократическими. При дофине должны были находиться три совета, выдвинутые штатами; а те советники, которые не понравились бы штатам, подлежали отстранению от своих обязанностей. На протяжении двух лет штаты собирались постоянно, даже не дожидаясь призыва короля, что являлось очень большой смелостью. Они проголосовали за налоги, но предложения Робера Лекока потерпели крах прежде всего потому, что он был человеком короля Наварры Карла д’Эврё, прозванного Злым, – претендента на трон Франции, потому, что об этом стало известно, и потому, что такая неискренность произвела плохое впечатление. Кроме того, крайние трудности в передвижении обескуражили многих депутатов штатов (Франция была гораздо обширнее Англии); и, наконец, подобная попытка заложить основы национальной революции на поражении всегда оборачивается ошибкой. Плененный король не был каким-то великим королем, но он был Король, и он был пленник.

8. По мнению Этьена Марселя, который был готов пойти на крайние меры, оставалось только одно решение проблемы. Разве не могла бы коммуна города Парижа управлять государством, опираясь, как это уже происходило во Фландрии, на федерацию других коммун? Марсель считал именно так, а потому он создал в Париже партию, которой подарил в знак признательности колпак, окрашенный цветами города – красным и голубым; эти цвета в сочетании с белым, цветом королевского штандарта, вероятно, уже с тех времен стали предтечей современного триколора. Другие города тоже «приняли колпак». Эта идея коммуны долгое время будет оставаться для Парижа неким наваждением, но Этьен Марсель зашел слишком далеко и тем погубил себя. Он позволил захватить резиденцию короля, и на глазах дофина были убиты два маршала. Тогда «изумленный» дофин выехал из Парижа, решив опираться на провинции. Это точно такая же уловка, какую проделал Тьер в 1871 г.[13] В обоих случаях ее результатом было одно и то же: Париж оставался на несколько дней во власти экстремистов. Этьен Марсель завязал более тесные отношения с Карлом Наваррским и даже с англичанами, которые оккупировали всю страну на западе. Вокруг столицы бунтовали крестьяне; в результате военных действий они оказались в бедственном положении, а военные отряды или вооруженные шайки вызывали ужас в деревне. Эта Жакерия (бунт «жаков») была подавлена, и двадцать тысяч крестьян были убиты. Простой народ Парижа негодовал, видя, что английские солдаты стали союзниками прево гильдии купцов, которого повсюду сопровождало «улюлюканье и брань»; потом он был убит. Дофин вернулся в столицу и оказался достаточно мудрым, чтобы проявить милосердие. Наконец он подписал мир в Бретиньи. Король Англии отказывался от своих притязаний на французский трон, но он получал, помимо Гиени, еще и Пуату, Перигор, Лимузен и некоторые другие провинции. Это было передышкой, но не решением проблемы. Французов принудили к такому решению, но они были слишком французами, чтобы с ним согласиться. «Мы признаем англичан на словах, – говорили они, – но наши сердца их никогда не признают». Времена изменились, и теперь не было и речи, чтобы провинции могли последовать за каким-то одним человеком. Или французское и английское королевство должны были стать одним целым, или они должны были быть разделены самым решительным образом.

Карл V и народная милиция Этьена Марселя. Французская миниатюра. Около 1364