Но необходимость защиты, беспокойство всех людей, преданных Директории и особенно революции, возбудило и ободрило правительство. Наступательный образ действий Совета заставил заподозрить его привязанность к республике, он лишился поддержки тех, кто вначале стоял на его стороне. Конституционалисты 1791 г. и партия Конвента соединились вместе. Сальмский клуб, основанный под покровительством этой партии, являлся как бы протестом против клуба Клиши, давно уже служившего местом сборищ для наиболее влиятельных членов Советов. Директория, прибегая к общественному мнению, не забывала также и своей главной поддержки — войска; она перевела в Париж многие полки из армии Самбры и Мааса, бывшей под начальством Гоша Окружность в шесть мириаметров (двенадцать лье), которую войска не могли переступить без посягательства на конституцию, была перейдена; Советы указали Директории на это нарушение; но та выказала подозрительное неведение и дала совершенно неудовлетворительные объяснения.
Обе партии наблюдали друг за другом, — одна господствовала в Директории, Сальмском клубе и в армии, другая — в Советах, клубе Клиши и в салонах роялистов. Толпа пока оставалась зрительницей. Каждая из двух партий была расположена действовать против другой революционным путем. Средняя между этими двумя партия, партия конституционная и умиротворяющая, старалась предотвратить эту борьбу и установить согласие, что было совершенно немыслимо. Карно был во главе этой последней партии; несколько членов Совета молодых, руководимые Тибодо, и довольно большое число членов Совета старейшин помогали его планам умеренности. Карно, бывший в это время во главе Директории, составлял вместе с Бартелеми, на обязанности которого лежали сношения с Законодательным корпусом, меньшинство в правительстве. Чрезвычайно строгий в своем поведении и слишком непреклонный в своих мнениях, Карно не мог сойтись ни с Баррасом, ни с властным Ребелем. К этому несходству характеров присоединялось еще различие во взглядах и образе действия; Баррас и Рёбель, поддерживаемые Ларевельер-Лепо, были не прочь от устройства государственного переворота против Советов, в то время как Карно хотел точно следовать закону. Этот великий гражданин отлично видел, какой образ правления в различные моменты революции пригоден к данным обстоятельствам; раз составленное мнение становилось для него законом, и он всячески стремился к его проведению в жизнь. При Комитете общественного спасения он постоянно думал о диктатуре; при Директории — о законном правительстве. Не признавая никаких тонкостей, он, наконец, оказался в двусмысленном положении; он хотел мира во время войны и законности — при государственном перевороте.
Советы, немного устрашенные приготовлениями Директории, казалось, согласны были на примирение ценой отставки некоторых министров, не пользующихся их особым доверием. Эти министры были: министр юстиции — Мерлен из Дуэ; иностранных дел — Делакруа; финансов — Рамель. И, наоборот, они хотели удержать в министерствах — военном — Петье, внутренних дел — Бенесека, и полиции — Кошона де Лапарана. Не имея в руках директориальной власти, Законодательный корпус хотел быть уверенным в своих министрах. Рёбель, Ларевельер-Лепо и Баррас не только не уступили этому желанию, вводящему врага в среду правительства, но тотчас же отрешили покровительствуемых советом министров от должности и сохранили других. Бенесек был заменен Франсуа из Нефшато, Петье — Гошем, а вскоре затем и Шерером, Кошон де Лапаран — Ленуар-Ларошем, а этот последний, как оказавшийся нерешительным, затем был заменен Сотеном. Талейран также получил место в этом министерстве. Он был вычеркнут из списка эмигрантов со времени окончания заседаний Конвента, как революционер 1791 г., а глубокая проницательность, ставившая его всегда в партию, имевшую больше шансов на победу, сделала его в это время республиканцем и приверженцем Директории. Он получил портфель Делакруа и своими советами и смелостью много способствовал событиям фрюктидора.