Дюпор, человек умный, приобретший раннюю опытность в управлении политическими страстями в борьбе парламента с министерством, которой он отчасти руководил, знал, что народ тотчас успокоится, как только завоюет себе права, а что, успокоившись, он потеряет свою силу. Чтобы постоянно держать настороже тех, кто управлял Собранием, городом, милицией, чтобы не допускать замедления в общественном деле и не распускать народ, который мог еще ему понадобиться, он задумал и осуществил знаменитый союз клубов. Это учреждение, как все то, что сообщает сильное движение нации, имело как хорошие, так и худые стороны. Оно препятствовало законной власти, когда ее одной было бы достаточно, и оно же придало страшную энергию революции, когда, подвергаясь нападению со всех сторон, она могла спастись лишь ценой самых жестоких усилий. Впрочем, сами основатели не предвидели всех последствий этого союза клубов. Для них он был только рычагом, который мог безопасно сдерживать движение общественной машины или усиливать ход ее, когда она начнет останавливаться; они не думали, что этим учреждением они будут работать в пользу толпы. После вареннского бегства, когда крайняя народная партия сделалась слишком требовательной и слишком угрожающей, они оставили ее и оперлись против нее на большинство Собрания и на среднее сословие, которое после смерти Мирабо осталось без вождя. В это время им было необходимо скорее остановить конституционную революцию, так как продолжение ее неминуемо должно было привести к революции республиканской.
Большинство Собрания, как мы уже говорили, составляли люди со здравым, практическим и даже возвышенным умом; предводителями его были два человека, не принадлежавшие к третьему сословию, но принятые в него. Без аббата Сьейеса Учредительное собрание, быть может, было бы менее единодушно в своих действиях, а без Мирабо оно было бы менее энергично.
Сьейес был одним из тех людей, которые основывают секты в века энтузиазма и которые в век просвещения приобретают власть над толпой силой разума. Уединение и философские занятия рано заставили созреть его ум; его идеи были новы и сильны, но слишком систематичны. Общество было главным предметом его изучения; он следил за его ходом, разлагал его пружины; форма правления не столько казалась ему вопросом права, сколько вопросом времени. В его систематизирующем уме ясно отражалось все современное общество с его разделениями, с его отношениями, с правами и движениями. Холодный по природе, Сьейес обладал жаром, внушаемым стремлением к открытию истины, той страстью, которая пробуждается, когда верят, что открытие ее близко. В своих идеях он был самостоятелен и презрительно относился к чужим выводам, так как находил их неполными, а в его глазах полуистина была заблуждением. Противоречия его раздражали; он был малообщителен; он хотел бы высказаться вполне, но не перед всеми он мог это сделать. Его учение передавали другим его приверженцы, что придавало ему какую-то таинственность и делало его предметом в некотором роде культа. Он обладал тем авторитетом, который дает установившаяся политическая наука, и конституция могла бы выйти из его головы во всеоружии, как Минерва из головы Юпитера или как законодательство древних, если бы в наше время каждый не желал бы конкурировать в этом или прибавить что-нибудь со своей стороны. Тем не менее все планы его, за исключением незначительных изменений, были приняты вполне, и в комитетах у него было больше учеников, чем сотрудников.