История Французской революции: пути познания

Статья академика А. Л. Нарочницкого в журнале «Новая и новейшая история», напротив, адресовалась практикующим историкам. Автор курировал в Академии наук мероприятия, приуроченные к 200-летию Французской революции, а потому его текст носил во многом установочный характер, указывая, на что именно советские специалисты по данной теме должны обращать особое внимание. К числу наиболее важных задач на ближайший период было отнесено и критическое изучение работ Кошена:

«Почти неизвестным для советских ученых является консервативный историк первой четверти ХХ в. <…> О. Кошен. Его книги об упрочении в 1793–1794 гг. неких “обществ мысли”, фанатически добивавшихся осуществления чисто абстрактных идей Руссо о равенстве и общей воле, стали евангелием историков ревизионистской школы, прежде всего Ф. Фюре. Труд Кошена пронизан отвращением к якобинизму и натянутыми искусственными концепциями. Представляется целесообразным подвергнуть анализу взгляды Кошена, первым выступлением которого была защита И. Тэна от критики его А. Оларом. <…> Всегда лучше иметь дело с оригиналом, а не его копией: критика Кошена будет более плодотворна, чем разбор повторения его мыслей историками-“ревизионистами”»[77].

Ранее я уже высказывал мнение об этой установке, поэтому сейчас позволю себе просто процитировать свою прежнюю оценку, тем более что с тех пор она ничуть не изменилась. «Похоже, сам А. Л. Нарочницкий был не слишком хорошо знаком с творчеством Кошена: в книгах последнего речь шла о распространении “обществ мысли” в дореволюционный период, а не в 1793–1794 гг., когда на смену им пришли революционные клубы. Да и определение погибшего в 1916 г. Кошена как “историка первой четверти ХХ в.” выглядело не очень точным. Иными словами, этот французский исследователь был тогда “почти неизвестен” не только советским ученым в целом, но и самому автору статьи. Впрочем, это не помешало последнему дать четкую установку на “изобличительную” трактовку идей Кошена, априорно охарактеризованных как “натянутые искусственные концепции”. Тем не менее статья отражает и явный прогресс даже в этом “обличительном” подходе: для “опровержения” консервативного историка она призывает хотя бы изучить его работы, без чего раньше вполне обходились»[78].

И, наконец, в том же 1989 г. во «Французском ежегоднике» увидела свет статья о творчестве Кошена, написанная автором этих строк[79]. Публикация ее имела предысторию. Сдав по окончании вуза в 1984 г. вступительные экзамены в аспирантуру Института всеобщей истории, я, однако, поступить туда не смог, так как за несколько дней до зачисления был призван в армию. По возвращении в 1986 г. я решил не связываться вновь с поступлением в аспирантуру и ограничился оформлением соискательства. Для сдачи кандидатского минимума по специальности требовалось представить два реферата, из них один – по другой стране и другому периоду, чем те, которым посвящена диссертация. Поскольку темой моей диссертационной работы были воззрения английского мыслителя XVIII в. Джеймса Макинтоша, я решил взять для реферата сюжет по французской историографии ХХ столетия. Выбор пал на О. Кошена. Тогда советские франковеды активно обсуждали (а те, что принадлежали к старшему поколению, столь же активно осуждали) вышедшую несколькими годами ранее книгу Франсуа Фюре «Размышляя о Французской революции»[80], значительная часть которой была отведена Кошену. Не найдя в отечественной литературе не только никаких подробностей, но даже кратких сведений о последнем, я решил написать реферат о нем именно для того, чтобы самому разобраться, кто это и почему его так высоко оценил лидер «ревизионистов»[81], чьи работы взрывали одну за другой еще недавно, казалось бы, незыблемые основы «классической» трактовки Французской революции.

В разгар Перестройки попасть в спецхраны библиотек стало гораздо проще, чем ранее, и, добравшись до книг Кошена (а они находились именно в спецхране), я приступил к их изучению. Это было столь увлекательно, что получившийся на выходе текст оказался по содержанию и объему значительно сложнее обычного реферата. Впрочем, написан он был исключительно для удовольствия, без какой-либо мысли о возможной публикации.