История Французской революции с 1789 по 1814 гг.

На пользу монтаньярам послужило еще одно дело, по-видимому, совершенно чуждое распрям партий и во всяком случае весьма прискорбное. Монтаньяры, ободренные неудачей направленных против них попыток, ждали только случая самим перейти в наступление. Конвент был утомлен нескончаемыми дебатами; те члены, которых распри непосредственно не касались, и даже те, которые, хотя и числились в той или другой из враждующих партий, но не стояли в них на первом месте, чувствовали необходимость в соглашении и желали заняться делами республики. Наступило кажущееся перемирие, и внимание Собрания было на некоторое время направлено на новую конституцию, но монтаньяры заставили прервать эти занятия, потребовав какого-нибудь постановления по поводу смещенного с престола монарха. Вождями крайней левой руководили в этом случае многочисленные причины: всего более не желали они, чтобы организация республики пришлась на долю жирондистов и умеренных членов Равнины, стоявших во главе конституционного комитета и действовавших одна через Петиона, Кондорсе, Бриссо, Верньо, Жансонне, а другие через Барера, Сьейеса и Томаса Пейна. Эти люди установили бы буржуазный режим, придав ему только более демократический, чем по Конституции 1791 г., характер. Гора же желала полного господства толпы. Достигнуть своих целей, однако, им не было возможности иначе, как получив господство, а получить его нельзя было иначе, как поддерживая революционное состояние Франции. Кроме желания помешать установлению законного порядка при помощи такого ужасного государственного переворота, каким являлось осуждение Людовика XVI, переворота, который должен был привести в возбуждение все страсти и привлечь к ним все крайние партии, так как в них бы они увидели неподкупнейших хранителей республики, — монтаньяры надеялись еще на то, что жирондисты, не скрывавшие своего желания спасти короля, должны будут выказать свои чувства и тем окончательно погубят себя во мнении толпы. Без всякого сомнения, между монтаньярами были и действовавшие в этом случае совершенно искренне, и такие, в глазах которых Людовик XVI являлся виновным перед революцией, и, наконец, считавшие всякого развенчанного монарха опасным для нарождающейся демократии, но вся партия не могла бы себя выказать такой беспощадной, если бы не стремилась вместе с Людовиком XVI погубить и Жиронду.

С некоторого времени монтаньяры стали подготовлять публику к суду над королем. Якобинский клуб осыпал его ругательствами: об его характере распространялись самые оскорбительные сплетни; его осуждения требовали во имя упрочения свободы. Различные народные общества присылали в Конвент в этом смысле составленные адреса; секции Парижа являлись в заседание; по залу Конвента проносили на носилках раненых 10 августа, взывавших о мести Людовику Капету. Людовика XVI иначе не называли теперь, как этим именем, желая заменить титул короля его фамилией.

Партийные задачи и народное ожесточение — все соединилось против этого несчастного бывшего владыки. Те, кто всего два месяца назад отвергли бы самую идею о каком-либо другом наказании королю, кроме низвержения, теперь были повергнуты в полное оцепенение: во время кризиса так легко утрачивается право защищать свои убеждения. Содержание железного шкафа, найденного у короля в его дворце, особенно усилило фанатизм черни и ослабило защитников короля. После 20 августа в числе бумаг короля были найдены документы, доказывавшие сношения короля с недовольными принцами, эмигрантами и Европой. В составленном по распоряжению Законодательного собрания докладе король обвинялся в намерении изменить государству и подавить революцию. Его упрекали за то, что он 16 апреля 1791 г. написал Клермонтскому епископу, что если бы он приобрел прежнюю власть, то восстановил бы прежний способ правления и возвратил бы духовенству его прежние права. Ему ставили в вину, что позже он предложил начать войну только с целью ускорить приход своих освободителей, что он находился в сношениях с людьми, писавшими ему: „Война принудит все державы соединиться против злоумышленников и злодеев, тиранизирующих Францию, с целью наказание их поставить примером для всех тех, кто пожелал бы нарушить мир в государстве… Вы можете рассчитывать на 150 000 человек пруссаков, австрийцев и вообще иностранцев и на армию из 20 000 эмигрантов“. Наконец, Людовика обвиняли в том, что, публично высказывая порицания своим братьям, он тайно одобрял их образ действия, и в том, что он вообще никогда не переставал действовать против революции.