Минута свидания была для этой несчастной семьи ужасна, а минута расставания еще того ужаснее. Людовик, уходя, обещал повидаться с семьей еще наутро, но, удалившись в свою комнату, почувствовал, что это испытание слишком невыносимо и, ходя по комнате большими шагами, сказал: „Я не пойду
“. Это была последняя его борьба; позже он думал только уже о приготовлении к смерти. В ночь, предшествующую казни, он спал спокойно. В пять часов, согласно его просьбе, он был разбужен Клери и отдал свои последние распоряжения. Он принял причастие, поручил Клери передать его последние слова и вручил ему все то, что имел еще право завещать: кольцо, печать и несколько прядей волос. Между тем забили барабаны, слышен был грохот подъезжающих орудий, раздавался смутный шум от множества голосов. Наконец, появился Сантерр. „Вы пришли за мною, — сказал ему Людовик, — через минуту я буду к вашим услугам“. Затем он передал муниципальному чиновнику свое завещание, потребовал шляпу и сказал совершенно твердым голосом: „Едем“.Целый час пришлось карете затратить для того, чтобы доехать от Тампля до площади Революции. На протяжении всего пути были расставлены в два ряда солдаты; под ружье было собрано более 40 000 человек. Париж был угрюм. У граждан, присутствовавших на этой прискорбной казни, не видно было ни одобрения ее, ни сожаления к королю; все были молчаливы. Приехав к месту казни, Людовик вышел из кареты. Он твердыми шагами взошел по ступеням на эшафот, принял коленопреклоненный последние благословения от священника, который, как говорят, сказал ему: „Сын святого Людовика, иди на небо“. Затем, хотя и с видимым отвращением, он позволил связать себе руки и, живо обернувшись к левой стороне эшафота, сказал: „Я умираю невинный, но я прощаю моим врагам, а ты, несчастный народ
…“ Тут был дан сигнал начать барабанный бой, и он покрыл голос короля. Три палача его схватили, и в 10 часов 10 минут он перестал жить.Таким образом погиб, имея тридцать девять лет от роду и после шестнадцати с половиной лет царствования, проведенных в поисках добра, лучший, но слабейший из монархов. Предки оставили ему в наследство революцию. Более чем кто-либо из них он был способен предотвратить или закончить ее, ибо он вполне мог стать перед тем, как она разразилась, королем-реформатором или после нее королем конституционным. Он являлся, пожалуй, единственным из государей, не имевшим никаких страстей, и в том числе страсти к власти, и соединявшим в себе страх перед Богом и любовь к народу — два качества, необходимых для того, чтобы быть хорошим королем. Погиб он жертвой страстей, которых вовсе не разделял, страстей своих приближенных, которые были ему совершенно чужды, и страстей толпы, которых он не возбуждал. Мы не много знаем королей, о которых сохранилась бы такая добрая память, как о Людовике XVI. История может сказать о нем, что при большей твердости характера он был бы королем единственным в своем роде.
Глава VII
С 21 января до 2 июня 1793 г.