История Французской революции с 1789 по 1814 гг.

Прокурор-синдик Рёдерер явился донести об этом Собранию, а в это время бунтовщики приблизились к дверям зала. Ее предводители потребовали дозволения представить петицию и продефилировать через зал Собрания. Горячие споры поднялись между правой стороной, не хотевшей принять вооруженных посетителей, и левой, требовавшей, основываясь на предыдущих примерах, их допущения. Верньо объявил, что Собрание нарушает все законы, допуская в свою среду вооруженное скопище людей. Но, рассмотрев все обстоятельства, он в то же время находил, что нельзя отказать им в позволении, уже данном многим другим. Нельзя было противостоять желаниям возбужденной толпы, поддерживаемой частью депутатов. Народ уже толпился в коридорах, когда Собрание решило, что просители будут впущены. Депутация была введена. Оратор ее объяснялся угрожающим тоном; он сказал, что народ уже восстал, что он готов помочь себе сильными мерами, мерами, подразумеваемыми Декларацией прав под словами сопротивление притеснению, что несогласные с Собранием депутаты, если таковые имеются, должны покинуть землю свободы и уехать в Кобленц. Наконец, переходя к настоящей цели этой антиконституционной петиции, он прибавил: „Исполнительная власть более не находится в согласии с нами; нам не надо другого этому доказательства, кроме отставки, данной министрам-патриотам. Итак, счастье свободного народа подчинено капризу короля. Да разве король может иметь другую волю, кроме воли закона? Народ этого хочет, а его голова стоит головы коронованных деспотов. Голова народа — родословное дерево нации; перед таким крепким дубом тонкий тростник должен сгибаться! Мы жалуемся, господа, на бездействие наших войск, мы требуем, чтобы вы дознались причин его. Если бездействие происходит по воле исполнительной власти, то да будет она уничтожена!“

Собрание ответило депутации, что рассмотрит их петицию; оно напомнило им об уважении к законам и установленной власти и, наконец, разрешило им продефилировать мимо себя. Тогда вся эта толпа, состоявшая из тридцати тысяч человек, вместе с женщинами, детьми и национальными гвардейцами с пиками, с развевающимися знаменами и со значками самого революционного значения, прошла через зал, с пением знаменитого припева „Ça ira“ и криками „Да здравствует нация! Да здравствуют санкюлоты; долой veto!“ Во главе шествия шли Сантерр и маркиз Сен-Ирюг. Выйдя из Собрания, шествие направилось ко дворцу, причем податели прошения шли впереди.

Наружные двери дворца были по приказанию короля открыты; толпа ворвалась внутрь, и в то время, когда она разбивала двери топорами, Людовик XVI приказал их открыть и сам вышел к народу в сопровождении немногих приближенных. Народная волна остановилась на мгновение перед королем, но задние ряды, не сдерживаемые присутствием короля, продолжали напирать. Из предосторожности короля поставили в глубине окна. Никогда не проявлял он столько мужества, как в этот горестный день. Окруженный Национальной гвардией, сдерживавшей толпу, король, спокойный и твердый, сидел на стуле, поставленном на столе, чтобы дать ему возможность свободно дышать и быть видным толпе. Тем, кто громкими криками требовал утверждения декретов, он неизменно отвечал: „Не в такую минуту и не таким образом можно получить мое согласие“. Мужественно отказав в том, что составляло цель этого движения, он не считал возможным оттолкнуть символ, пустой для него, но в глазах народа означавший свободу, и надел красную шапку, протянутую ему на конце пики. Толпа была вполне удовлетворена этой уступкой; она разразилась аплодисментами, когда король, задыхаясь от жары и жажды, выпил стакан вина, поданный ему полупьяным рабочим. В это время Верньо, Инар и другие жирондисты прибежали на помощь королю, чтобы уговорить народ прекратить эти недостойные сцены. Собрание, незадолго перед тем окончив заседание, испуганное этим вторжением, поспешно собралось снова и послало одну за другой несколько депутаций, для защиты Людовика XVI. Наконец, пришел и запоздавший мэр Петион; он влез на стул и, осыпая упреками народ, пригласил его разойтись; народ послушался. Грубые и дерзкие бунтовщики, желавшие достигнуть утверждения декретов и возвращения министров, ушли, ничего от короля, несмотря на нанесенные ему оскорбления, не добившись.