История Французской революции. Том 1

«Ваши паспорта!» – кричит он и угрожает путешественникам оружием. Ему вручают документы. Друэ берет их, но объявляет, что рассмотреть их надлежит прокурору общины по имени Сосс, к которому и везут королевскую семью. Прокурор, осмотрев паспорта, делает вид, будто находит их вполне приемлемыми и весьма вежливо просит подождать. Ждать приходится довольно долго. Когда Сосс наконец узнает, что собралось достаточное количество гвардейцев, он перестает прикидываться и прямо объявляет королю, что тот узнан и арестован. Начинается спор, Людовик XVI отпирается. Спор чересчур оживляется. «Если уж вы признаете в нем вашего государя, – наконец восклицает королева, потеряв терпение, – то говорите же с ним по крайней мере с должным почтением!»

Король, видя, что дальше отнекиваться бесполезно, признается в своем сане. Маленькая зала наполняется народом. Людовик XVI начинает говорить и говорит с необычайным жаром: заверяет в своих добрых намерениях, уверяет, что ехал в Монмеди единственно за тем, чтобы свободнее прислушаться к желаниям всего народа, освободившись от гнета парижского тиранства, наконец, просит, чтобы ему дозволили продолжать путь и довезли до места. Несчастный государь в волнении обнимает Сосса, умоляет того спасти его жену и детей; королева к его просьбам присоединяет свои, держа маленького дофина на руках.

Сосс тронут, однако не поддается, а уговаривает их добровольно ехать в Париж, чтобы отвратить междоусобную войну. Король, напротив, пугается возвращения и непременно хочет ехать в Монмеди. В эту минуту подъезжают офицеры Дама и Гогла со своими гусарами. Королевская семья уже радуется избавлению, но оказывается, что на солдат нельзя рассчитывать. Офицеры объявляют им, что тут король с семейством, задержаны и арестованы, и что их нужно освободить, но солдаты отвечают, что они за нацию.

Тем временем гвардейцы, созванные со всех окрестностей, стекаются в Варенн. Так проходит ночь. В шесть часов утра является молодой Ромёф с декретом собрания и находит карету уже запряженной шестеркой и повернутой к Парижу. Он входит в дом и печально вручает декрет. Общий крик негодования поднимается против Лафайета; королева удивляется, как он не растерзан народом. Ромёф отвечает, что генерал и он не могли не исполнить своего долга, но надеялись не догнать их. Королева хватает декрет, бросает его на постель детей, потом сбрасывает с этой постели, говоря, что прикосновение этой бумаги оскверняет ее детей. «Государыня, – говорит Ромёф, искренне преданный королеве, – желали ли бы вы, чтобы другой, а не я, был свидетелем этой вспышки?» Королева тотчас приходит в себя, и к ней возвращается всё ее достоинство. В эту минуту сообщают о прибытии различных отрядов войск, расставленных в окрестностях заботами Буйе. Но муниципалитет приказывает ехать, и королевская семья вынуждена тотчас же опять сесть в карету и ехать обратно в Париж, по этому роковому и страшному для нее пути.

Буйе, поднятый среди ночи, велел целому полку сесть на лошадей и скакать с криками «Да здравствует король!». Храбрый генерал, пожираемый беспокойством, преодолел девять лье в четыре часа, но когда прибыл в Варенн, где собралось несколько отрядов, король уже полтора часа как уехал. В Варение между тем были построены баррикады и сделаны обдуманные приготовления: мост сломали, а через реку не было брода. Чтобы освободить пленных, Буйе пришлось бы сначала дать сражение, овладеть баррикадами, потом ухитриться переправиться через реку, а после этой громадной траты времени оставалось еще догнать карету, имевшую целых полтора часа впереди. Эти препятствия делали подобную попытку невозможной – и только полнейшая невозможность могла остановить такого преданного и предприимчивого человека, как Буйе. Он удалился поневоле, снедаемый горем и сожалениями.

Когда в Париже узнали об аресте короля, все уже думали, что он давно на месте. Народ необыкновенно обрадовался. Собрание отрядило трех депутатов, выбранных из трех отделов левой стороны, чтобы встретить короля и проводить его до Парижа. Этими посланниками были Барнав, Латур-Мобур и Петион. Они поехали в Шалон, и с той минуты, как они присоединились к королевской семье, все приказания отдавались уже ими одними. Госпожа де Турзель пересела в другую карету с Латур-Мобуром. Барнав и Петион сели в королевскую карету. Латур-Мобур, благородный человек, друг Лафайета и, подобно ему, преданный столько же королю, сколько конституции, уступил своим товарищам честь ехать с королевской семьей с целью заинтересовать их ее несчастной судьбой. Барнав поместился на заднем сиденье, между королем и королевой, Петион – на переднем, между принцессой Елизаветой и молодой дочерью короля, Madame Royale. Маленький дофин сидел поочередно на коленях то у тех, то других.