История Французской революции. Том 1

Вот к чему привел быстрый ход событий! Молодой адвокат двадцати с небольшим лет, замечательный лишь своим талантом, и другой, уже известный не только ученостью, но еще более ригоризмом своих правил, сидели в одной карете с государем, еще недавно пользовавшимся более неограниченной властью, нежели большинство других европейских государей, и распоряжались каждым его движением! Путешествие совершалось тихо, потому что карета должна была приспосабливаться к шагу гвардии: оно продолжалось восемь дней, от Варенна до Парижа, по непомерной жаре и жгучей пыли, поднимаемой сопутствовавшей толпой. Сначала все молчали; королева не могла скрыть своего сердитого настроения. Король, однако, кончил тем, что заговорил с Барнавом. Разговор коснулся всяких предметов и, наконец, бегства в Монмеди. Те и другие удивились, взаимно узнавая друг друга. Королева была изумлена высокой рассудительностью и деликатной вежливостью молодого Барнава; она вскоре подняла с лица вуаль и приняла участие в разговоре. Барнав был тронут добротой короля и грацией и достоинством королевы. Петион держался погрубее. Он сам оказывал, и поэтому ему оказывали, меньше внимания.

Подъезжая к Парижу, Барнав был уже предан несчастной семье, а королева, в восторге от достоинств и ума юного трибуна, отнеслась к нему с полным уважением. Поэтому и впоследствии, в своих сношениях с конституционными депутатами, она более всех оказывала доверия ему.

В Париже была заранее приготовлена встреча. Везде прибили объявление: «Кто станет аплодировать королю, будет побит; кто оскорбит его, будет повешен». Это распоряжение было исполнено в точности: не раздавалось ни приветственных криков, ни ругательств. Карета сделала объезд, чтобы не проезжать через весь Париж, и въехала на Елисейские Поля, ведущие прямо к дворцу. Громадная толпа встретила ее молча, не снимая шляп. Лафайет во главе многочисленных отрядов гвардии принял величайшие предосторожности. Три гвардейца, помогавшие бегству, сидели на козлах, на глазах у разгневанного народа, однако никто их не тронул.

Как только карета подкатила к дворцу, ее обступила Национальная гвардия. Королевская семья поспешно вышла и прошла между двумя рядами гвардейцев, поставленных для ее защиты. Королеву, отставшую от других, почти на руках внесли Ноайль и д’Эгильон, враги двора, но великодушные друзья в несчастье. Когда они подошли к Марии-Антуанетте, она в первую минуту усомнилась в их намерениях, но доверилась им и невредимая прошла во дворец.

Таковы главные черты этого путешествия, в злополучном исходе которого никого нельзя винить. Оно не удалось вследствие случайности, как случайно могло и удаться. Если бы, например, квартирмейстер догнал и остановил Друэ, карета благополучно проехала бы. Отчасти, может быть, и у короля не хватило энергии в момент, когда он был узнан. Как бы то ни было, в этой поездке нельзя винить никого: ни тех, кто присоветовал ее, ни тех, кто ее исполнил; она была результатом того Фатума, который преследует слабохарактерность среди революционных кризисов.

Действием этой поездки было уничтожение всякого уважения к королю, привычка к мысли о возможности обходиться без него и появление желания республики. В самое утро возвращения короля собрание всем распорядилось посредством декрета. Людовик XVI временно отрешался от должности; к его особе, к особе королевы и дофина приставлялась стража. Эта стража за них отвечала. Три депутата – д’Андре, Тронше и Дюпор – были назначены для принятия заявлений короля и королевы. В выражениях соблюдалась крайняя умеренность, и собрание ни разу не нарушило приличий, но факт был очевиден: короля временно отстранили.

Ответственность, возложенная на Национальную гвардию, сделала ее строгой и иногда даже назойливой в отправлении службы при королевских особах. Часовые никогда не выпускали их из вида. Король однажды захотел удостовериться, в самом ли деле он арестант, и нарочно подошел к одной двери: часовой его не пропустил.

– Узнаете вы меня? – спросил его король.

– Да, государь, – ответил тот.

Королю оставалось одно развлечение: прогуливаться по утрам по саду Тюильри, прежде чем он отворялся публике.

Гвардеец и король в Тюильри, по возвращении из Варенна