Вслед за этим испытанием Людовик XVI был подвергнут еще другому и с тем же несчастным результатом. На западе вспыхнули первые религиозные смуты. Учредительное собрание послало туда двух представителей, один из которых был Жансонне, впоследствии прославившийся в партии Жиронды. Доклад свой они сделали уже Законодательному собранию, и он, хотя был составлен в весьма умеренном духе, исполнил собрание негодованием. Читатели помнят, что Учредительное собрание, отставляя от должности священников, отказывавшихся присягнуть Конституции, положило им, однако, пенсии и оставило право частным образом отправлять богослужение. С тех пор эти священники не переставали возбуждать народ против своих присягнувших собратьев и выставлять их нечестивцами, опасными, пагубными, не имевшими права священнодействовать. Они таскали поселян за собой далеко от деревень, чтобы отслужить обедню. Поселяне сердились, видя свои церкви занятыми богослужением, по их мнению, ложным, а себя – вынужденными так далеко ходить за истинным. Нередко они нападали на присягнувших священников и их помощников. Междоусобная война могла разразиться каждую минуту. Собранию были доставлены еще новые сведения, и опасность была показана еще увеличившейся. Тогда депутаты решили принять против этих новых внутренних врагов конституции меры, подобные тем, которые были приняты против вооруженных врагов из-за Рейна, и подвергнуть короля новому испытанию.
Учредительное собрание постановило для всех священников гражданскую присягу. Те, кто отказались принимать ее, утрачивали звание служителей церкви, получавших жалованье от государства, но сохраняли небольшие пенсии и свободу отправлять службы частным образом. Ничто не могло быть мягче и умереннее подобной меры. Законодательное собрание снова потребовало присяги, но отказывавшихся принять ее лишало уже всякого содержания. Так как они злоупотребляли своей свободой, возбуждая междоусобную войну, то депутаты постановили, что, смотря по их поведению, эти священники могут быть даже осуждены на тюремное заключение, если откажут в повиновении. Наконец депутаты вовсе запретили им отправлять службы даже частным образом и приказали, чтобы местные администрации доставляли им списки таких священников с характеристиками каждого.
Эта мера, постановленная 29 ноября, равно как и первая, против эмигрантов, объясняется страхом, который овладевает угрожаемыми правительствами и заставляет их окружать себя чрезмерными предосторожностями. Они уже не наказывают за совершенный акт, а преследуют еще только предполагаемое нападение, и тогда уже действия их легко становятся жестокими и произвольными, как само подозрение.
Епископы и священники, остававшиеся в Париже и сохранявшие сношения с королем, тотчас же поднесли ему записку против этого декрета. Без того уже мучимый совестью, король, всегда упрекавший себя за то, что и первый-то декрет утвердил, не нуждался в поощрении, чтобы отказать в утверждении второму.
«Что касается этого, – говорил он, разумея новый проект закона, – меня скорее лишат жизни, чем заставят утвердить его». Министры более или менее разделяли это мнение. Барнав и Ламеты, с которыми король еще иногда совещался, тоже советовали ему не утверждать проекта, но присовокупляли к этому совету и другие, которым король не мог решиться следовать: они советовали не оставлять ни малейшего сомнения насчет расположений короля, а для этого удалить от своей особы всех священников, не принявших присяги, и свою домашнюю церковь составить исключительно из церковных лиц, преданных Конституции. Но из всех даваемых ему советов, Людовик всегда принимал только ту часть, которая согласовалась с его нерешительностью или ханжеством. Дюпор-Дютертр, хранитель печати и представитель конституционной партии в министерстве, добился того, что мнение Барнава и Ламетов было принято министрами, и, когда совет, к великому удовольствию Людовика, решил, что следует снова прибегнуть к вето, прибавил, что не худо бы окружить особу короля священниками, не подлежавшими подозрению. Но против этого предложения Людовик, обыкновенно столь податливый, выказал неодолимое упорство и объявил, что если уж свобода совести постановлена для всех, то он не менее своих подданных имеет право пользоваться ею и может иметь около себя тех священников, которые ему по душе. Министры не настаивали и, еще не доводя этого до сведения собрания, решили декрета не утверждать.
Конституционная партия, которой, по-видимому, король предался в эту пору, оказала ему новую помощь в лице директории департамента. Эта директория состояла из наиболее почитаемых членов Учредительного собрания: тут были герцог Ларошфуко, Талейран, Бомец, Деменье, Ансон и другие. Директория подала королю петицию, не официально, а в качестве собрания частных лиц, прося о неутверждении последнего декрета против священников.