Итак, вдоль Рейна ничего положительного не совершалось. А со стороны Альп Монтескью, который, как мы видели выше, вел переговоры со Швейцарией и старался в одно и то же время вразумить и Женеву, и французское правительство, вынужден был эмигрировать. Против него издали обвинительный декрет: он будто бы скомпрометировал достоинство Франции, допустив в конвенции статью, по которой французские войска должны были удалиться, и в особенности выполнив эту статью. Монтескью искал убежища в Женеве, но за успех начатого им дела ручалась его умеренность, и, пока его отдавали под суд, с Женевой заключили сделку на основаниях, им же указанных. Бернским войскам пришлось отступить, а французские разместились по квартирам в условленных границах. Франции обеспечивался драгоценный нейтралитет Швейцарии, и одна из окраин французской державы была отныне защищена от опасностей на несколько лет. Однако эту значительную услугу не признали – отчасти благодаря наговорам Клавьера, отчасти вследствие глупой обидчивости самого генерала.
В графстве Ницца французы вновь победоносно заняли крепость Соспелло, которую пьемонтцы ненадолго у них отняли. Этим Франция была обязана искусству генерала Брюнэ. Французский флот, властвовавший в Средиземном море, ходил в Геную и Неаполь, наконец, во все государства Италии, заставляя их признать новую Французскую республику. От Неаполя флот добился этого признания лишь бомбардировкой и возвратился, гордясь вынужденным согласием королевства. На Пиренеях господствовала полная неподвижность, и Сервану стоило больших трудов возобновить состав обсервационной армии. Несмотря на всю громадность военных расходов, достигавших ста восьмидесяти, даже двухсот миллионов в месяц, все армии – в Пиренеях, в Альпах, на Мозеле – находились в одинаково бедственном положении.
И при всем том французы все-таки с упоением гордились своими победами. В эту минуту умам, экзальтированным победой при Жемапе, взятием Франкфурта, занятием Ниццы и Савойи, внезапным переворотом, последовавшим в общественном мнении Европы в пользу республики, уже чудился треск поколебленных держав и на мгновение представилось, будто народы сейчас же ниспровергнут все престолы и образуют республики. «Ах, если бы в самом деле настало пробуждение народов! – говорил один из членов Клуба якобинцев. – Если бы в самом деле низвержение всех престолов стало близким последствием успехов нашего оружия и вулкана революции! Если бы в самом деле республиканские доблести отмстили за весь удрученный мир; если бы каждая земля, освободившись, устроила у себя образ правления, соответственный большим или меньшим размерам, положенным ей природой, и если бы из среды всех этих национальных конвентов сошлось известное число чрезвычайных депутатов, образовав в центре земного шара всемирный конвент, постоянно наблюдающий за охранением прав человека, общей свободой торговли и миром рода человеческого!..»
В этот момент Конвент, узнав о притеснениях, совершенных герцогом Цвайбрюккеном против нескольких подвластных ему жителей, в порыве восторженности издал следующий декрет:
«Национальный конвент объявляет, что окажет братскую помощь всем народам, которые захотят вернуть свою свободу, и поручает исполнительному совету отдать приказания французским военачальникам, дабы они помогали гражданам, потерпевшим или терпящим за дело свободы.
Национальный конвент приказывает военачальникам французских армий распорядиться, чтобы настоящий декрет был напечатан и вывешен во всех местах, куда они занесут оружие Республики.
Париж, 19 ноября 1792 года».
Глава XVIII
Состояние партий при начале процесса над Людовиком XVI – Подробности жизни королевской семьи в Тампле – Прения о предании Людовика XVI суду – Речь Робеспьера – Конвент постановляет, что король будет судим
Процесс над Людовиком XVI наконец должен был начаться, и партии только этого и ждали, чтобы помериться силами, раскрыть свои намерения и окончательно составить друг о друге суждение. За жирондистами присматривали особенно, стараясь уловить у них малейшее движение сострадания, чтобы обвинить в роялизме, если бы падшее величие тронуло их сердца.